Пожалуй, да, можно назвать это рассказом о времени. Стены в городской среде отражают то, что мы создаём и чем живём в настоящем, но они также демонстрируют накопленную в своих слоях историю. И чем глубже мы в них спускаемся, тем дальше мы погружаемся в прошлое. По мне, стены столь же важны, как культурный слой в местах археологических раскопок или геологические отложения, отражающие эволюцию планеты.

Стены столь же важны, как культурный слой в местах археологических раскопок или геологические отложения, отражающие эволюцию планеты

Основная разница между пластами земли и стенами состоит в том, что до промышленной революции большинство зданий делали из материалов, которые не были рассчитаны на долгое существование. Современные города созданы из более прочных материалов, на них проецировался образ чего‑то нерушимого. Сейчас благодаря стремительной эволюции технологий в одном пространстве сосуществуют разные стены — новые и старые — и они служат свидетельством истории данного места. Когда понимаешь, насколько стены «прирастают» и меняются за годы существования дома, как они слоями накапливают разные элементы — следы человеческой деятельности, грязь, воздействие погоды, происшествий, — начинаешь видеть в этом оттиск истории города. Дома отражают время. И это не только заметные глазом следы. Некоторые утверждают, что даже звуки, поглощённые стенами, когда‑нибудь можно будет зафиксировать и расшифровать!

Моя работа — способ рефлексии по этому поводу. Во-первых, эти наслоения формируют нас, наше материальное окружение, они свидетели стремительных перемен, которые мы переживаем в настоящем, они фиксируют то, как элементы визуальной коммуникации влияют на нашу повседневную жизнь, меняют нашу идентичность, нашу жизнь, стремления и мечты. Во-вторых, моя работа — попытка продемонстрировать, насколько хрупки в действительности построенные нами в городской среде конструкции.

В определённом смысле — да. Эти образы одновременно индивидуалистичные и собирательные. В редких случаях я изображал реальных людей, но это всегда было связано с местом, где создавалась работа. Обычно портрет — результат совмещения нескольких образов. В его основе — фотографии, вырезки из газет, которые я обработал при помощи специальной программы на компьютере. Мне всегда нравилось работать с неизвестными людьми, а не со звёздами. Если я хочу своей работой сказать что‑то конкретное, то могу использовать образ известного персонажа, но если такая задача не стоит, только незнакомцев, обычных людей, которые и для меня, и для вас представляют множественность нашей жизни.

Для меня это не граффити в том смысле, как я понимаю этот термин, это что‑то другое, за его пределами. Хотя, разумеется, живописные граффити — это то, откуда я пришёл, что я люблю и чем по‑прежнему занимаюсь. Кстати, если говорить об этимологии этого слова: сначала его использовали для обозначения надписей и рисунков на древнеримских стенах, обнаруженных археологами. Так что весьма интересно, как это всё связано — стены, резьба, живопись, граффити, археология…

Здесь есть серьёзная разница. Каждое пространство, в котором произведение искусства создаётся или выставляется, предъявляет свои требования. Мне не сложно работать в обоих форматах, они дополняют друг друга, хотя и предполагают разные подходы. Кое в чём улица гораздо более требовательна, чем галерея: несмотря на свободу здесь нужно постараться произвести впечатление на людей, привлечь их внимание в городской суматохе, но эти трудности мне всегда нравились. Галерея или заказное произведение создают иные трудности и дают возможность работать с большей глубиной, использовать возможности, которые улица никогда не предоставит в силу своей природы.

Улица гораздо более требовательна, чем галерея: несмотря на свободу, здесь нужно постараться произвести впечатление на людей, привлечь их внимание в городской суматохе

Вообще‑то, я не люблю навешивать ярлыки. Конечно, я много размышлял, как я делаю вещи, что и как я пытаюсь передать, но для меня это просто то, чем я занимаюсь. Я работаю и в помещениях, и на открытом воздухе. Моя цель — это общение, и не только с элитой, которая понимает искусство и вкладывает в него деньги, но и со всеми людьми. Это одна из причин, по которым мне нравится работать на улице, поскольку там произведение искусства становится доступным даже для тех, кто по какой‑либо причине не ходит в галереи и музеи. Фактор неожиданности в контакте с произведением искусства очень интересен, он помогает установить со зрителем близкие отношения, начинает диалог. В конечном счете у меня есть свои мотивы и намерения. Я с радостью объясняю другим свои цели, но произведение, на мой взгляд, завершается только интерпретацией зрителя, и я бы не хотел, чтобы на неё оказывали вредное влияние мои собственные концепции.

В Москву меня пригласили через мою лондонскую галерею Lazarides. Заказчики хотели, чтобы я сделал что‑то в здании, где они получили разрешение на проведение работ. Россия, особенно СССР, меня всегда очень интересовали, во многом из‑за истории моей семьи, увлечений левыми идеями… Я сразу согласился. Возможность была фантастическая, случай великолепный. Я работал с огромным удовольствием несмотря на жуткий холод!

Это зависит от места и характера проекта. Некоторые вещи нелегальны в том смысле, что их не заказывали и не одобряли какие‑либо органы власти, однако многое я соорудил просто по приглашению — для городских художественных праздников, фестивалей, выставок.

Всякая работа, которую я делаю, меняет меня — неважно, в помещении она или на открытом воздухе. И мне, конечно, хотелось бы думать, что моё произведение меняет город. Разговор с городом подразумевает диалог, мы оба в нём участвуем и меняемся, хотя моя роль в данном случае сводится к краткому заявлению или даже замечанию, высказыванию беспристрастной археологической мысли. Однако со временем, поработав в разных концах этого мира, я чувствую, что все эти разговоры в больших городах день ото дня становятся всё более и более похожими…

Да, я трачу много сил на создание фрески, но я не просто принимаю, что с течением времени она изменится, я в действительности рассматриваю эти изменения как часть самого произведения. Я стремлюсь работать вместе с природой, а не против неё. С того самого момента, когда вы создали что‑то на улице, вы понимаете, что оно будет трансформироваться, и неважно, под воздействием природы или человека. Граффити научили меня, что на улице всё возможно, и с этим ничего не поделаешь.

С того самого момента, когда вы создали что‑то на улице, вы понимаете, что оно будет трансформироваться под воздействием природы или человека. Граффити научили меня, что на улице всё возможно, и с этим ничего не поделаешь

Это зависит от того, что они делают. Я не считаю, что могу судить людей, которые что‑то делают на улице, если сам выставляю произведения там же. По-моему, к работе других нужно проявлять уважение, но я прагматичен и знаю, что этого не всегда стоит ожидать, и что такова природа нашей игры. Иногда это досаждает, но это естественно. Если не готов с этим мириться, твори для галерей или Youtube. В сущности, я тоже вандал, ведь я «уродую» здания. Можно даже сказать, что я хуже, чем они.