«Места: одно за другим»
Выставка: «Места: одно за другим»
Где: Еврейский музей и центр толерантности
Когда: 20 июня — 19 августа 2018
«Места: одно за другим» — так называется книга американского искусствоведа Мивон Квон, описывающая, как искусство осмысляет феномен территории. И так же назвал свою новую выставку и Виктор Мизиано. Проект, открывшийся в Еврейском музее и центре толерантности, с которым Мизиано давно сотрудничает, посвящен беженцам, изгнанникам, путешественникам — всем, кто волей или неволей склонен к перемене мест. Пытаясь ответить на вопрос, какими свойствами должно обладать пространство, чтобы человек мог назвать его своим, выставка исследует разные ситуации, когда люди оставляют свое место — и идут искать новый дом.
Эта очередная, уже четвертая по счету сессия большого, стартовавшего три года назад проекта Мизиано, который получил название «Удел человеческий». В первых сессиях — это были «Границы человеческого», «Человек и „другие“», «Дом с привидениями» — речь шла о чувствах — любви и отвращении, судьбе и вере, об искусстве, работающем с травмой и памятью. Теперь дошла очередь до основополагающего понятия — дома. И, следовательно, бездомности, проблема которой всегда была общим местом, а сегодня, кажется, захватила весь мир. Таким образом, новый проект Виктора Мизиано, обычно бегущего актуальности, выглядит современным как никакой другой.
Число беженцев множится, география переселенцев, вынужденных и добровольных, растет, и логично, что эта тема возбуждает художников, которые на выставке представляют многие страны. Сначала мы даже не видим их работ, а слышим — звук как маркер места используют в своей аудиоинсталляции «Мегафоны» марокканец Юнес Баба-Али и Таус Махачева. Баба-Али разместил на полу громкоговорители, из которых доносятся звуки многоголосого и многоязыкого Дакара. Махачева передает с помощью повторяющегося невнятного восклицания свои ощущения от дагестанского языка, от природы своей исторической родины, темперамента и голосов «плотных и твердых дагестанских мужчин».
Кажется в первый момент, что Северный Кавказ здесь рулит. Это совсем не так, просто обманчивое впечатление усугубляется видеоартом Аслана Гайсумова, художника из Чечни — выпускника ИПСИ, номинанта «Премии Кандинского», лауреата «Инновации» etc. Помимо прочего, Гайсумов еще и автор попавшей в собрание Эрмитажа инсталляции «Элиминация» — она представляет собой ворота домов, изрешеченные пулями и подсвеченные извне.
Видео Гайсумова «Клайтчу-юххие» — тоже про Чечню, где все еще живет семья художника, и где постоянно бывает наездами из Москвы он сам. Год назад Аслан отвез свою бабушку на место, где некогда находилось ее родное село, откуда ее, в 1944-м еще девочку, вместе со всеми депортировали в Казахстан, и теперь там «ни дома, ни человека, ни тех, кто здесь жил». Это не просто свидетельство трагедии, пережитой в детстве — а зрители невольно примеряют ее на себя, это и попытка ответить на вечный вопрос: «Можно ли вернуться в прошлое, где было хорошо?».
В Казахстан был депортирован и прадед одесского художника Николая Карабиновича, грек по происхождению — правнук рассказал о нем в своем «Голосе тонкой тишины» с помощью фотографии и стихов, и отчим Леонида Тишкова, поволжский немец. Работа, которую Тишков посвятил ему — перекатывающийся по полу гигантский шар, покрытый семейными фотографиями — буквальная метафора «перекати поля».
Сами художники — авторы выставки, насколько можно судить по их биографиям, и есть тут первые герои: гречанка Айкатерине Гегисян, автор инсталляции «Маленький беженец» из 125 фарфоровых фигурок, родилась в Салониках, а живет в Англии. Генуэзец Лука Витоне, покрывший стену музея рукотворной пылью —признаком неизменности и постоянства, сам перебрался из Италии в Берлин. Ергин Чавушоглу, снявший на видео дорогу между двумя пограничными пунктами, по которой люди переходят границу, из родной Болгарии переехал в Лондон. Перечислять можно долго. Не осталась в себя в Словении и Марьетица Портрч, выстроившая перед входом в выставочный зал Еврейского музея «Модуль Рамот Полин с суккой». Этот желтый многогранник с автономной системой водоснабжения — ячейка реального квартала Рамот Полин в Израиле, образовавшегося при расширении Иерусалима после Шестидневной войны 1967 года. Экспериментальный модернистский квартал давно изменился, жители приспособили его под себя — но мы видим романтический идеал на новом месте.
Сооружение к тому же включает сукку — накрытую пальмовыми ветвями времянку, которую возводят в домах верующих евреях, во дворах и на балконах в праздник кущей, он же Суккот. В сукке не живут, там трапезничают, проводят пару часов в день. Но на эти пару часов люди обретают новый дом.
Тема, напомню, оказалась сверхактуальной — по большому счету, каждая из представленных работ рассказывает про себя, убежавшего. Или транслирует мечты о побеге, как в «Словаре воображаемых мест» Вадима Фишкина, где мигающие на стене реагируют на прочитанный на два голоса реальный словарь, составленный в 1980 году Альберто Мануэлем и Джанни Гуадалеупи.
Или говорит о тех, кто убежать не смог, не захотел, не успел. И был, например, убит в начале войны на берегу Балтики, в Лиепае или Саласпилсе, вместе с другими евреями, составлявшими до войны в этих местах чуть ли не половину населения. Белорусский фотограф Алексей Михалкович внедряет кадры расстрела в инстаграм с соответствующими хэштегами, и страшные снимки остаются родовыми признаками латвийских городов навек, наравне с костелами, пляжами и веселыми пивными.
Вместе с этой работой в постоянную экспозицию Еврейского музея внедрили еще две — их белые витрины заметны в затемненном зале, и стоит разыскать, в частности, интервенцию «Директивы» Хаима Сокола и Натальи Зинцовой. Основой для нее стали известнейшие кадры Львовского погрома 1941 года, с которых художники «стерли» фигуры жертв — как оказались стерты их имена из коллективной памяти. Вместо жертв белеет пустота. Фигуры исчезли, как исчезли реальные люди. А глумящихся палачей авторы оставили, выделив на фотографиях их бессмысленные хищные лица — для Страшного Суда.