«Рай для планировщиков». Путешествия в СССР. Первая послевоенная британская делегация: 1953 год

Первая поездка, призванная, как подчеркивал ВОКС i , «укрепить взаимопонимание между нашими двумя народами» и имевшая «широкий представительный характер», состоялась в сентябре 1953 года. Группа из десяти английских архитекторов совершила трехнедельное путешествие в СССР по официальному приглашению ССА i . В записках для Союза архитекторов ВОКС подчеркивал, что все участники группы по своим убеждениям были представителями современной архитектуры. Ее состав получился весьма представительным, хотя многие британские архитекторы, как потом вспоминал инженер Нейрес Крейг, упустили «возможность бесплатно путешествовать по обширным территориям Советского Союза и наслаждаться типичным русским гостеприимством». Крейг, помогавший с рассылкой приглашений, объяснил отказы тем, что многие специалисты совершали «прибыльные лекционные туры по США», а из-за холодной войны советская виза в паспорте ставила такие поездки под угрозу. Тем не менее в СССР отправились Бертольд Любеткин, Фрэнк Йербюри (бывший секретарь Лондонской архитектурной ассоциации, а на тот момент директор Строительного центра), Артур Линг (глава отдела планирования Совета Лондонского графства), Фрэнк Тиндалл (сотрудник Управления по планированию шотландского округа Ист-Лотиан), Дуглас Джонс (городской архитектор Бристоля), Фрэнсис Йорк (один из лидеров Современного движения в Великобритании, член группы MARS i , в 1935—1937 годах работавший в партнерстве с Марселем Бройером, а после войны вместе с Юджином Розенбергом имевший обширную практику в Англии), Колин Пенн (учился вместе с Йорком в Бирмингеме, вместе они опубликовали в 1939 году монографию о современной архитектуре), Нейрес Крейг (сотрудник офиса Пенна), а также архитекторы Рассел Стюарт Эллис и Сесил Хендисайд. Несмотря на то что гости представляли самые разные архитектурные организации, местные отделения ССА встречали английских зодчих как делегацию архитекторов из RIBA i .

Только на то, чтобы добраться до Москвы, ушло несколько дней. Летели из Хитроу до Брюсселя, потом — Прага, Варшава (прогулки по городу не были разрешены), таможня в Минске и, наконец, специальный рейс в Москву, где в аэропорту гостей встретил секретарь ССА Иван Маркелов. Программа, составленная Союзом архитекторов и ВОКС, была плотной, организаторы делали все возможное, чтобы не сорвать ни одного пункта в расписании, даже если непогода угрожала очередному перелету. (Нейрес Крейг, например, добравшись до Еревана, был так обессилен, что вышел на ужин в домашних тапочках, закапанных зубной пастой. В результате он оказался в крайне неловкой ситуации, поскольку ему пришлось танцевать с супругой министра культуры.)

Маршрут

В столице гостям показали Кремль, улицу Горького, метрополитен (станции «Таганская» и «Комсомольская»), речной порт в Химках, ЦПКиО, новые дома в начале Ленинского проспекта. Гости посетили стройплощадку Московского государственного университета, Всесоюзную строительную выставку, МАРХИ и Мосгорисполком. Александр Власов, возглавлявший Архитектурно-планировочное управление, лично показывал гостям и свою мастерскую, и стройку МГУ (вместе со Львом Рудневым), рассказывал о градостроительных планах в столице. Обширная культурная программа включала несколько походов в Большой театр («Лебединое озеро», «Иван Сусанин», «Руслан и Людмила»), поездку в дом отдыха Союза архитекторов в Суханово, показы фильмов («Трактористы», «Сталинград»).

Из Москвы архитекторы отправились в Сталинград. Василий Симбирцев, главный архитектор города, показывал гидроэлектростанцию, Волго-Донский канал и Детскую железную дорогу, здание областной партийной школы, благоустройство набережной. После Сталинграда — Ростов (общая короткая ознакомительная экскурсия), Ереван (с акцентом на Центральный рынок, площадь Республики, Армянский академический театр оперы и балета), Киев (осмотр исторической части и визит в образцовый колхоз) и, наконец, Ленинград. В Ленинграде британские гости объехали исторические центральные ансамбли, главные музеи (Эрмитаж, включая удивившую британцев своим масштабом коллекцию импрессионистов, Русский музей), бывшие императорские резиденции (Петергоф, Павловск, Пушкин). Отдельным пунктом программы стали жилые кварталы в районе Нарвских ворот и проспекта Стачек. В Кировском театре слушали «Отелло».

За время путешествия английская делегация общалась с архитекторами, инженерами, историками. Владимир Пилявский в 1968 году использовал возможность написать письмо Бертольду Любеткину, ссылаясь именно на визит 1953 года. Во время одной из бесед Любеткин говорил о Кваренги, и Пилявский просил поделиться информацией о том, какие материалы, связанные с итальянским зодчим, могут быть в Англии или Германии.

В общей сложности путешественники проехали и пролетели около 13 000 километров (им был предоставлен специальный самолет). Членам английской делегации передали 188 книг по русской и советской архитектуре и 660 фотографий. Эти цифры, впрочем, мало иллюстрируют размах, с которым принимали британских гостей. Архитекторов поселили в номерах отеля «Националь», в Москве предоставили комфортабельные ЗИМы, в Большом театре разместили в ложах рядом с Георгием Маленковым, Вячеславом Молотовым и другими членами правительства. Но особенно эмоционально гости описывали все, что касалось питания. Йорк несколько раз, отвлекаясь от архитектурной повестки, рассказывал в своем путевом очерке о черной и красной икре, борще, бутербродах, бараньих отбивных, осетрине и в целом о многочасовых ужинах, когда из-за стола поднимались далеко за полночь. Крейг в мемуарах также отмечает, что каждый ужин длился с шести вечера и до полуночи. Невозможность гулять по Москве в воскресенье сначала огорчила англичан, но была компенсирована опять же гастрономическими опытами. На воскресный завтрак перед утренним омлетом гостей угощали водкой, лососем и икрой, после чего делегацию увезли в дом отдыха в Суханово, где обед оказался столь масштабным, что съесть его было просто невозможно. Там же гости, в промежутках между трапезами, гуляли и смотрели фильм «Трактористы».

Что уж говорить о том, с какой теплотой путешественники описывают Сталинград и Ереван, где, вдали от столицы, атмосфера была намного непринужденнее. Симбирцев устроил праздничное застолье прямо во время прогулки по Волге. В Ереване показ слайдов с рассказом об армянской архитектуре был совмещен с ужином и шашлыком в гостях у одного из архитекторов. А визит на коньячный завод, пикник в горах и танцы до трех ночи превратили день в Ереване в «особенно хороший». Даже людей на улицах британцы описывают как более веселых, в более ярких одеждах. Сразу несколько фотографий дружеских посиделок (названных vodka session) сопровождают архитектурные отчеты Йорка и опубликованы среди снимков с архитектурными достопримечательностями. Устоять перед «хорошим грузинским рислингом» и кухней, «похожей на французскую», было сложно не только архитекторам. В дальнейшем туристами из европейских стран поездки в Советский Союз будут восприниматься как своеобразное алкогольное турне, что будет работать на образ особого русского дружелюбия.

Не стоит думать, что гостеприимство сводилось к дегустациям и затмевало главную цель поездки: знакомство с современной советской архитектурой. Участники турне по возвращении выступили с лекциями и опубликовали ряд статей с подробными рассказами о ключевых процессах в советской архитектуре. Через год вышли материалы симпозиума, на котором участники поездки в СССР дали всесторонний обзор техники, оборудования, материалов, организации строительного дела. Профессиональные отзывы не были однозначными.

Впечатления английских специалистов

Первое, на что обратили внимание гости в Москве, — это широкие улицы. Йербюри, побывавший в городе в 1932 году, вспоминал узкие, покрытые булыжником дороги и обилие деревянных домов. Теперь же в Москве, Ленинграде и Киеве путешественники увидели проспекты до 150 метров шириной и зеленые бульвары. ЦПКиО они сравнили с садами наслаждений, что со стороны англичан, безусловно, было высокой оценкой ландшафтного дизайна. Вторая особенность — чистота московских улиц и метро, в котором нельзя было курить, не было мусора и полностью отсутствовала реклама (отчего британцам показалось, что ждать поезда в такой ситуации даже скучно). Специалистов заинтересовало устройство подземных вестибюлей, в которых огромные залы соединяли разные платформы. Павильоны светлее, эскалаторы быстрее, чем в лондонском метро, но вагоны несколько ниже. Крейгу показалось, что атмосфера московского метро напоминает храм, а не подземную железную дорогу.

Еще одно серьезное впечатление во всех городах (кроме, по понятным причинам, Сталинграда) — это исключительно быстрый темп восстановительных работ и практически отсутствие следов войны. Британские коллеги признавались, что это их «почти смутило, учитывая актуальность вопроса» в Англии. Насколько сложно было этого добиться, стало понятно после того, как дружелюбный пилот их самолета несколько раз довольно низко опускался над землей, чтобы можно было рассмотреть не только города, но и сельские ландшафты. Так архитекторы увидели и амбициозные новые стройки, и масштаб военных разрушений: бесконечные воронки от снарядов вокруг Сталинграда и Киева. Английские путешественники отметили уровень реставрации исторических памятников, профессионализм, сложные экспериментальные решения советских реставраторов. И если убранство «византийских», как определили их путешественники, зданий в Кремле вызвало скепсис, то система температурно-влажностного режима в Благовещенском и Успенском соборах —уважительное восхищение. «Сразу начинаешь думать о Вестминстерском аббатстве», — поделился Дуглас Джонс. В первую очередь они имели возможность наблюдать за реставрационными работами в Кремле и ленинградских пригородах. Про Ленинград гости говорят, что это, «несомненно, самая богатая часть наследия мировой архитектуры XVIII века». Конечно, в 1953 году далеко не все в дворцовых комплексах было восстановлено. Русские эмигранты, помнившие дореволюционный Петербург и посетившие город в 1960 году, говорили, что застали его все еще в «плачевном положении». Но уровень реставрационных работ, проводимых советскими специалистами, действительно показался английским коллегам уникальным. Они сравнивали ход реконструкции в Союзе с ситуацией в Великобритании, и реставрация, пожалуй, оказалась единственной областью, в кото- рой они засвидетельствовали абсолютное превосходство русских мастеров.

Отзывы о современной архитектуре были иными. Английские коллеги с интересом расспрашивали, как организована работа советского архитектора, как устроена мастерская, что находится в компетенции главного архитектора, как распределяются заказы. Им показалось необычным, что градопланирование не выделено в учебных заведениях в отдельную профессию, что в мастерских занимаются одновременно проектированием разных типологий зданий, что у Власова, которого англичане охарактеризовали как «очаровательного скромного человека, похожего на Уинстона Черчилля», треть сотрудников — женщины. Визит в его мастерскую занял почти целый день. Гости обсудили десятилетний план реконструкции Москвы, сфотографировали макеты, наброски и эскизы развития разных городских территорий. Вместе с Власовым они осмотрели одну из крупнейших строек — здание Московского университета. Здесь их сопровождал «очаровательный» Лев Руднев, однако стиль проекта, особенно интерьеров, английским архитекторам показался специфическим.

Архитекторов впечатлил размах строительства жилых домов для рабочих, которое уже шло в Москве и Сталинграде и было запланировано по всему Союзу. Их заинтересовали новые краны, некоторые методы фабричного производства элементов с готовой отделкой (например, бетонные полы с паркетом), планировка подземных дорог и переходов под большими магистралями для обеспечения доступа к водопроводным трубам, канализации и электротехническому оборудованию. Однако ни технические изобретения, ни скорость строительства жилого многоквартирного дома (6−8 месяцев) не смягчили общего негативного впечатления от уровня жилой архитектуры. Планы застройки улиц показались слишком монотонными, фасады — однообразными и громоздкими. Эркеры и ордерные элементы, с помощью которых, как объяснял Власов, советские архитекторы пытаются избежать однообразия, трактовались гостями как слишком формальные и неуместные. Отсутствие частной собственности давало грандиозные преимущества в области строительства массового жилья, но русские зодчие, по мнению иностранных коллег, им не воспользовались: типовые элементы, отделка были низкого качества, мебель внутри квартир выглядела плохо, планировки были неудобные (хотя гостям явно показывали большие квартиры — они перечисляют две спальни, гостиную, столовую, кухню, комнату для прислуги). Все здания строились слишком высокими, а домов с квартирами на одну-две семьи не было. Старые московские кварталы показались гостям намного уютнее. Образцовая колхозная архитектура также оказалась «много ниже английских стандартов» сельской застройки. Архитекторы удивились, что в Сталинграде, где жилая проблема была задачей номер один, серьезные бюджеты шли на строительство общественных зданий, планетария, благоустройство центра. Йорк называет это феноменом, общим для СССР. Но раздражение, вероятно, вызвала не столько типология (мемориальный характер набережной 62-й Армии в пережившем катастрофическое разрушение Сталинграде был очевиден), сколько эстетические предпочтения.

Участникам поездки бросается в глаза, что в мастерской Власова повсюду лежат книги с итальянской архитектурой, студенты и в Москве, и в Ленинграде «помешаны» на классицизме, а рисунку и подаче обучают (как им рассказали коллеги, окончившие Академию художеств в 1908 и 1914 годах) ровно так же, как и до революции. Стиль советской архитектуры они называют народным реализмом, проводя сравнение с Англией Викторианской эпохи: страна активно развивается, у нее есть жизненная сила, мощь, грандиозные технические достижения, но в архитектуре популярны анахронизмы. В страсти к украшательству английские архитекторы видят «византийское» происхождение и недоумевают, почему в СССР отказались от конструктивизма. При этом о проектах 1920-х — начала 1930-х годов англичане практически не упоминают, здание Центросоюза называют «довольно мрачным», а образ остальных памятников советского авангарда Бертольд Любеткин сравнивает с эстетикой колючей проволоки и крематория.

Дуглас Джонс предположил, что в будущем советским зодчим никуда не деться от современной архитектуры, называя три предпосылки. Во-первых, из-за развития методов индустриализации и производства типовых элементов. Во-вторых, из-за торговли, которой нужны витрины. И в-третьих, в силу неминуемой эволюции вкусовых предпочтений. Дуглас считал, что, развиваясь интеллектуально, «массы» будут формулировать более четкий запрос на неординарную архитектуру. Бертольд Любеткин после возвращения в Лондон посвятил целое эссе советской архитектуре 1920−1930-х годов, пытаясь ответить на вопрос, почему эксперимент авангардной архитектуры потерпел в Советском Союзе фиаско. Он подчеркивает ее бумажный характер, утопичность, а главное — несоответствие функционализма вкусам широкой публики, главного заказчика — советского народа. Высокомерный тон британских коллег был связан с тем, что они сами, как представители Современного движения и участники группы MARS, совсем недавно прошли через болезненную и ожесточенную дискуссию о том, какому направлению отдать предпочтение в процессе реконструкции — интернациональному стилю (с трудом пробивавшему себе дорогу в Великобритании накануне войны) или более традиционным практикам. В этой ситуации им важно было доказать очевидные преимущества современной архитектуры. В октябрьском номере Architects' Journal за 1953 год фотографии станции метро «Комсомольская» и вид на террасу набережной 62-й Армии в Сталинграде были опубликованы с подписью: «Как бы мы ни были удручены результатами реконструкции в отдельных городах, мы все-таки должны благодарить судьбу за то, что ни одно из наших послевоенных неоклассических зданий не было создано из-за необходимости подчиняться линии партии».

Ксения Малич. «Пришел, увидел — побежден!» Советские и британские архитекторы в 1930—1960-е годы. — М.: Музей современного искусства «Гараж», 2024. — 192 с.: илл.