Мои первые серии с видами Пусана появились как раз, когда в городе начиналась реновация. Я тогда только-только обзавелась собственной мастерской, и она находилась в районе, который должны были перестраивать, так что я наблюдала, как вокруг меня вырастают первые высотки и часто выходила из мастерской, чтобы сделать наброски, пока еще не исчезла жизнь, которая меня окружала. Я получила классическое академическое образование, и в тот момент впервые оказалась на свободе, да еще с собственной мастерской. Другое дело, что у меня совсем не было денег, и всё, что окружало меня, — это маленькие бедные домики с их маленькими бедными жителями — и я с очень близкого расстояния наблюдала то, что с ними происходило: как их выгоняют, как они выходят на протесты, — я была потрясена тем, как с ними поступили, и на какое-то время эти сюжеты заполнили всю мою жизнь.

Надо сказать, что я родилась, выросла и выучилась на художника в Пусане. Я прожила в этом городе 45 лет, никогда не покидая его на сколько-нибудь продолжительное время. Однако когда мне исполнилось сорок пять, я развелась с мужем, и эмоциональные обстоятельства были таковы, что мне пришлось спешно покинуть родной дом и продать мастерскую, также я продала или раздала друзьям все готовые работы. Тем не менее, другого жилья у меня не было, поэтому я начала скитаться по арт-резиденциям — а в этом возрасте, честно говоря, уже поздновато начинать кочевую жизнь, переезжая из Германии в Японию, а оттуда в Швейцарию. Однако в эти годы я впервые смогла посмотреть свою собственную страну — Корею. И, конечно, мне очень повезло, что меня брали во все эти резиденции, поскольку денег у меня не было и шансов прожить иным способом тоже. В тот же период скитаний я впервые смогла увидеть Пусан глазами стороннего наблюдателя и впервые осознала, настолько уникальна его природа, прямо в городе есть и море, и горы — его пейзажи очень красивы. Эти пейзажи сформировали меня, я люблю их и восхищаюсь ими. Тогда же я много размышляла об идентичности: мы ведь не выбираем, где родиться и в какой семье, но решаем, как распорядиться тем, что судьба нам подарила. И я вдруг поняла, что моя суть — это то, что мне дал Пусан. Раньше мне казалось, что было бы так здорово как следует поездить по миру, а затем поселиться в городе, к которому лежит душа, но вскоре я поняла, что ни к какому городу, кроме Пусана, моя душа не лежит. Сейчас у меня нет возможности поселиться в родном городе — там стало очень дорого жить, да и связи с местной арт-средой за время моих скитаний разрушились. Тем не менее, важнейшая часть того, что я сейчас делаю, связана с образами старого Пусана, я лелею свою ностальгию и свою утрату, поскольку она делает меня мной. И мне кажется, ностальгия — очень мощный ресурс для художественного творчества, от неё очень много можно получить, однако это чувство совершенно невозможно подделать.

В годы моего детства у людей было совсем немного развлечений, у нас был только один кинотеатр, и попасть туда можно было только по билетам, которые выделяли на нашу школу, чтобы ученики средних и старших классов смогли вместе сходить на фильм после экзаменов — и это был настоящий праздник. Афиши к фильмам тогда рисовали настоящие художники, это были огромные плакаты, созданные вручную и очень красивые. В общем, я воспринимала этот кинотеатр как волшебное сказочное место, как пространство мечты. И когда я готовилась к Пусанской биеннале, я подумала, что именно воспоминания об этом месте были самыми яркими в моей жизни.

Когда меня пригласили участвовать в Пусанской биеннале, меня впервые в жизни спросили: что вы думаете о вашем родном городе — Пусане? Честно говоря, я никогда не задумывалась, каким вижу свой родной город. Но тогда я ответила, что у меня внутри есть образ чего-то огромного, но вместе с тем очень хрупкого. И мне захотелось передать в своей серии ту радость и вместе с тем ощущение нереальности происходящего, которое я детстве испытывала, посещая наш единственный кинотеатр. Я поняла, что, может быть, впервые мне можно рассказать свою, очень личную историю. В тех работах мне нравилось использовать приём «сфумато», чтобы изображение становилось мягким и расплывчатым, чтобы разные сюжеты перетекали друг в друга незаметно, передавая мои ощущения неясных и сбивчивых воспоминаний.

Первая из получившихся работ называет «Песня о Донсок» — это старая и очень известная песня певицы Мун Чжуран. Она впервые выступила с ней в 1966 году и сразу стала знаменита. Мне кажется, это потому что героиня песни воплощает самый типичный образ женщины тех лет. Сам сюжет незатейлив — это рассказ о несчастной любви. Донсок работает на заводе, она трудолюбивая и искренняя девушка, однако её родители бедны и не смогли оплатить её образование. Тем не менее, Донсок хочет учиться, ходит в вечернюю школу и делает домашние задания по ночам. Однако вскоре девушка влюбляется и жертвует своей учёбой ради любимого — чтобы поддержать его, чтобы он смог получить образование и сделать карьеру. Однако возлюбленный её предаёт. Из ревности Донсок пытается убить изменника, она лишь ранит его ножом, однако девушку сажают в тюрьму за покушение на убийство. Я полагаю, что Донсок не столько покушается на неверного мужчину, сколько пытается отомстить миру за то, что он к ней был так несправедлив. Думаю, именно поэтому песня стала такой популярной: на этот сюжет был сначала написан роман, затем по нему сняли фильм. И образ Донсок — в каком-то смысле это образ любой женщины поколения моей матери, все они ощутили на себе несправедливость этого мира — они всегда были на вторых ролях, не могли учиться, много и тяжело работали, даже если они чего-то добивались в жизни — это стоило невероятных усилий, им приходилось бороться за то, что мужчинам доставалось даром. И на моей картине лицо Донсок скрыто её длинными волосами, зато мы видим горящие гневом глаза, которыми она смотрит на мир, который её так обидел.

Вторая картина называется «Ноль часов» — это мои размышления о том, какой была жизнь во времена моего детства, и какова моя жизнь сейчас. Здесь я почти дух, который витает над землей и смотрит на неё сверху. Третья работа, «Волна», напоминает и изгиб пениса, и поток воды, который несёт множество людей. Поскольку работа создавалась по заказу Пусанской биеннале, этот образ — отсылка к её теме 2022 года: «Мы — на волне». И мне интересно, куда этот поток несёт нас? Тем не менее, я не нашла ответа даже для себя. Эти три изображение составляют единое целое, они составлены в треугольник в пространстве выставочного зала, который обращен к зрителю портретом Донсок.

Иностранцы наверняка этого не замечают, но корейские художники сразу видят, что моё творчество очень пусанское. Дело в том, что местные легко определяют, откуда художник — из Сеула или из Пусана. В частности, сеульцы предпочитают абстрактные полотна, продолжая традицию монохромной живописи семидесятых — тансэкхва. А вот пусанцы создают фигуративные произведения, активно используют образы собственного города или региона, и они гораздо больше увлечены социальными темами, критикуют власть, протестуют против несправедливости. Я, конечно, не слишком ярый критик нынешнего строя, однако социальная тематика моих работ очевидна. Например, когда я на какое-то время забросила городские пейзажи и начала рисовать людей, то много изображала фрагменты человеческих тел — сгибы коленей или локтей, или, например, часть пятки, живота или сплетённых ног — это были мои размышления о деформации сегодняшнего мира, о том, что нынешняя жизнь искажает нашу телесность: легко заметить, что конечности на рисунках странно удлинены или изогнуты, пропорции искажены. Эти работы с частями тела очень большие, и когда смотришь на них вблизи, они тоже превращаются в какой-то странный пейзаж.