I. Нелли

1.
О моей героине Корнелии ван Рейн, дочери Рембрандта, нам почти ничего не известно. Вероятнее всего, отец никогда её не рисовал. Я пыталась разыскать хотя бы какие‑то сведения о ней, но мои успехи оказались очень незначительными. Она была внебрачным ребёнком, и, возможно, именно поэтому её до сих пор не считают нужным упоминать в биографиях художника. Нелли, которая вышла замуж через год после смерти отца, стала его единственной наследницей. Её муж Корнелиус Шуит был художником-миниатюристом, однако после переезда в Батавию он смог устроиться только тюремщиком. Переезд состоялся через год после венчания — пара перебралась в голландскую колонию в Юго-Западной Азии, в военную крепость, вокруг которой возникла нынешняя Джакарта. Там Корнелия родила трёх сыновей и умерла во время последних родов. Никто из её детей не дожил до взрослого возраста.

2.
У «Нелли» долгая предыстория. Когда‑то я работала над видеопроектом «Провенанс» — это шестиканальная инсталляция, опирающаяся на портретную традицию XVII века. Я снимала современных жителей Амстердама так, чтобы показать их в личном пространстве. В процессе съёмок я много думала о том, что общего у живописи и кинематографа. Чтобы подготовиться к проекту, я внимательно изучала портреты голландского золотого века в амстердамском Рейксмюсеуме.

В одной книге я прочитала, что Рембрандта пережила только одна из его дочерей. Меня поразил этот факт: все знают про его сына Титуса, но вот про дочерей я никогда не слышала и портретов их не видела. Меня заинтересовало её имя — Корнелия. Она была четвёртой дочерью, и четвёртой, кого так звали. Смерть в младенчестве была обычным явлением в то время. Все три старшие девочки умерли ещё совсем маленькими, а тогда было принято называть новорождённых в честь недавно умерших членов семьи. Я не могла перестать думать о выжившей девочке, но по‑настоящему работа над «Нелли» началась, когда я узнала, что эта забытая всем миром дочь переехала в Индонезию, когда ей было пятнадцать. Я была потрясена, что эту историю знают всего несколько людей в мире. Корнелия не выходила у меня из головы. Я думала: «А вдруг она рисовала не хуже своего отца?!» или «А какой же была её жизнь в Индонезии?» Так что через несколько лет после завершения «Провенанса» я снова просматривала материалы к нему, но уже с мыслью о другом проекте.

3.
Съёмки «Нелли» проходили в старинном особняке в центре Амстердама. Героиня одета так, что её платье кажется сделанным из обоев. Было забавно, поскольку никогда раньше мне не приходилось заниматься ещё и подготовкой костюмов для съёмок. Мне повезло поработать с потрясающим экспертом по моде XVII века. Ткань для платья Нелли стала для меня ключевым элементом всего сюжета. Если внимательно вглядеться в узор, можно заметить, что экзотическая растительность и животный мир, частью азиатские, частью американские, изображены не совсем точно. Там есть обезьяна, кукуруза, райские птицы и попугаи — гремучая смесь всего. Но у обезьяны, скажем, заячьи лапы, потому что автор узора в жизни не видел настоящей обезьяны.

Эта необычная ткань натолкнула меня на мысль, что действие работы должно разворачиваться в Индонезии, уже после переезда. Я стала размышлять, какой могла быть жизнь Нелли в замкнутом мирке Батавии, и решилась создать оммаж забытой женщине.

4.
Батавия того времени была маленькой колонией, её жизнь была сосредоточена внутри крепости. Как и все европейские женщины города, Нелли была почти затворницей, у неё не было возможности ходить куда ей хочется. Вполне возможно, она заразилась малярией и металась в лихорадке. Я представила, как через окно слышится шум тропического леса — крики обезьян, гудение насекомых, пение птиц. Однако Нелли обязана вести себя в соответствии с европейскими нормами, хоть они и совершенно не подходят её нынешнему окружению. Я представила себе её одиночество, скуку, которая её одолевала. Я представила её в тесной ловушке собственной комнаты. Так что жизнь, к которой она пришла после долгого путешествия, не назовёшь ни приятной, ни вдохновляющей, ни поучительной. Она была трудной, стеснённой и очень нудной.

II. Disorient

1.
На Венецианской биеннале 2009 года я построила в павильоне Нидерландов огромную конструкцию, в которой посетители должны были узнать wunderkammer — «кабинет редкостей», исторический прообраз музеев. На большом экране вы видите то, как, по моему представлению, мог бы выглядеть частный музей Марко Поло, если бы тот привёз из своих странствий всё, что видел и что его заинтересовало. Мне хотелось, чтобы этот кабинет стал буквально пиршеством для глаз. Поскольку моя работа делалась специально для Венеции, она была вдохновлена прежним положением города как перекрёстка между мирами Востока и Запада, как конечной точки Шёлкового пути. То есть построенный мною кабинет редкостей был сделан как сайт-специфическая инсталляция, причём подразумевалось, что путешествие моего героя разворачивается и в пространстве, и во времени — вплоть до сегодняшнего дня.

Я осознала, что Марко Поло совершил своё путешествие дважды — сначала физически, а потом в воспоминаниях, когда, заключённый в темницу, он пытался восстановить как можно больше деталей своих двадцатипятилетних странствий. Поэтому я попыталась сконцентрироваться на зазорах между реальностью и ненадёжными визуальными воспоминаниями о ней. При помощи видео я хотела сконструировать и деконструировать, буквально разложить по полочкам его вселенную. И тут, конечно, сталкиваются факты и вымысел, слово и образ, правда и правды тех историй, что были рассказаны Марко.

2.
У слова «путешествие» много романтических коннотаций — например, как во фразе «Путешествуя, ты познаёшь себя». В этом, конечно, есть доля правды, но на самом деле туризм не приводит к просвещению, а только загрязняет наш мир и упраздняет опыт личных открытий, которых ищут люди, пакуя чемоданы. Хотя «Книга чудес света» и стала для меня отправной точкой, речь в работе идёт не только о том, каким Запад видел Восток. Она рассказывает и о теневых сторонах сегодняшней глобальной экономики.

3.
Если на одном из экранов предстаёт коллекция любопытных редкостей, якобы собранных путешествующим купцом, то второй отдан документальным кадрам сегодняшнего мира. Между двумя этим реальностями образуется зазор, но зазор, не просто разделяющий миры — нынешний и прошлый, богатый и бедный, хороший и плохой. Мне как раз хотелось разрушить устойчивые стереотипы нашего восприятия незнакомого мира, даже те — и особенно те, — которым много сотен лет. Мостом между двумя проекциями служит голос рассказчика, который зачитывает отрывки из воспоминаний Марко Поло. Посредством этого текста восемьсот лет истории соединяются в единое целое в пространстве одной комнаты.

4.
В одной из моих старых работ «Лицом вперёд» (1999) рассказчик цитирует воображаемый диалог Марко Поло и хана Хубилая из «Невидимых городов» Итало Кальвино:

«Но тут Кублай перебивал его — а может, только представлял, что перебил, — вопросом вроде: „Ты идёшь вперёд, смотря назад?“ или: „Ты видишь только то, что позади?“, а то и прямо: „Ты путешествуешь лишь в прошлом?“» (Перевод Н. А. Ставровской).

Я хочу сказать, что мы больше вообще не путешествуем в пространстве, только во времени. Путешествие во времени означает движение сквозь индивидуальную и коллективную память. И вопрос в том, насколько оно управляется и структурируется современными медиа. Кинематографическое представление манипулятивно по определению: я управляю вашим восприятием посредством монтажа, чередования сюжетов, ускорений и замедлений темпа. Съёмки «Disorient» и сами по себе заняли много времени, и требуют долгого, вдумчивого просмотра, внимания к деталям. Моя реальная цель — заставить людей перестать двигаться и застыть на месте на целые часы, вглядываясь и размышляя.