В кинотеатрах сейчас идёт «Волк» Натали Бьянкери. В начале июня его презентовали в V-A-C, и в этом контексте, понятное дело, увиденное воспринималось как фильм про современное искусство. С экрана нам рассказывают о некой психиатрической клинике, где держат подростков, которые считают себя животными — овчаркой, пони, тарантулом, волнистым попугайчиком. Туда же попадает главный герой, который видит себя волком, сходит с ума от запахов леса и почвы, не может удержаться от воя, ненавидит своё тело, которое болит от бега на четвереньках, в таком положении затекает задранная вверх шея, а пальцы стираются и начинают кровоточить. Дальше, конечно, начинаются медицинские репрессии и прочее «Над кукушкиным гнездом». Но дело, конечно, не в репрессиях, а в самой оппозиции «человеческий vs нечеловеческий мир» столь любимой современным искусством.

Например, во время обеда в этой замечательной клинике постоянно транслируется видеоролик с вопросом: «Хочешь ли ты быть животным, управляемым инстинктами, или человеком, ведомым добротой?». Вопрос провокационный, особенно сейчас, особенно для России: все мы в последнее время много думаем о людях, ведомых исключительно добротой. Но и в самом фильме люди, считающие себя людьми, показаны яркими красками, среди них и доктора-психопаты, и родители, пытающиеся отделаться от своих неудобных детей. А искусствоведу, конечно, на ум приходят сотни работ художников, также считающих, что нам как-то нужно перестать быть людьми, поскольку всю историю своего существования на планете мы уничтожали тех, кто слабее, и шаг за шагом подошли вплотную к экологической катастрофе. Сейчас, считают художники, у нас остался последний шанс. Нам пора налаживать контакты с животными, разговаривать с лесами, океанами и ледниками, перестать считать все прочие виды чем-то второстепенным. И да, для этого придётся стать кем-то другим, тем, кто будет эти леса и ледники чувствовать как продолжение себя. Фильм, конечно, об этом и рассказывает, причем в прямолинейной манере и куда более доступной форме, чем в современном искусстве. Не сомневаюсь, что все зрители в зале сидели и мечтали вцепиться зубами в глотку добрым-добрым докторам.

Однако интереснее всего мне показались вопросы, напрямую не заданные режиссером или не проговоренные до конца. Например, вопрос, почему все эти дети чувствуют себя животными. В нескольких историях нам намекнули, что у них в прошлом травма, что-то настолько невыносимое, что герои больше не могут даже формально принадлежать к человеческому роду. И авторитарный доктор над ними издевается: ну что, если ты попугайчик, так давай, прыгай в окно и лети! Ты белка, ну лезь на дерево, нет, как белка лезь, что не можешь? И они, действительно, не могут. Они беспомощны, ведь тот факт, что героям невыносимо быть людьми, что они травмированы и боятся, не делает их кем-то большим, чем люди, не помогает им говорить с лесами, ледниками и океанами, не учит их летать. Разве что про главного героя мы не знаем, что у него в анамнезе. Может быть, он и правда родился волком. Врач спрашивает о его отношениях с отцом, но мальчик-волк молчит. И это дает нам право сомневаться: вдруг в основе его любви к лесу лежит не травма, не страх экологической катастрофы и смерти, — и вот тогда, может быть, у него есть шанс.