Где: Римини, Пеннабилли, Италия
Когда: Весь 2020 год

Города итальянской провинции Эмилия-Романья ищут новые выходы на туристический рынок. Иногда неочевидные для нас: например, основной запрос испанских туристов — это история католической церкви, а итальянская кухня их вовсе не волнует. Или вот Римини — небольшой город на адриатическом побережье был одним из первых в Европе аристократических пляжных курортов. Ориентируясь на стамбульскую роскошь, он построил в 1843 году первый гранд-отель, ныне памятник ЮНЕСКО, и сделал его местом встреч всей светской европейской публики. Однако бомбёжки Второй мировой уничтожили значительную часть исторической застройки Римини, так что нынешняя курортная архитектура принадлежит 1950—1960‑м годам и сейчас устарела. Город, считавшийся одно время немецким, а потом английским, теперь принадлежит, скорее, туристам из Восточной Европы, потому что ему тяжело тягаться с более современной инфраструктурой других курортов. Поток русских неуклонно растёт, но Римини развивается, хочет более широкой аудитории и ищет более прогрессивные форматы — и сейчас хочет говорить уже не о пляжном отдыхе, а о современной культуре. Самый очевидный ход для всего региона — послевоенный итальянский кинематограф. Эмилия-Романья — родина виднейших его представителей: Бертолуччи — из Пармы, Антониони — из Феррары, Пазолини — из Болоньи. А в Римини родился Федерико Феллини.

Большую часть жизни он прожил в Риме, свой родной город ненавидел, но, как часто бывает, не мог освободиться от влияния пространства, которое его сформировало. Оно присутствует — явно или косвенно — во многих фильмах. Ярче всего, конечно, в «Амаркорде», ещё и потому, что любимый сценарист Феллини, друг его юности Тонино Гуэрра, тоже из этих мест. Рассказывают, что они познакомились так: Феллини вместе с прочей шпаной из «большого города» Римини шлялся по окрестным кабакам, чтобы задирать деревенщину, к которой относился и Гуэрра. Всё закончилось большой дракой, а потом и дружбой на всю жизнь. В общем, у них определённо был общий материал для фильмов. Тем не менее искать образы воображаемого мира режиссёра и его сценариста-соавтора в разбомблённом городе — дело неблагодарное. Римини, конечно, предлагает тематический маршрут по центру и окрестностям, но там не найти уже ни дома Феллини, ни дома его матери; всё изменилось, и жизненный уклад в том числе. Даже городской кинотеатр, который неоднократно возникает во многих работах режиссёра, сейчас отремонтирован и выглядит совсем иначе. Правда, нынешний Fulgor гораздо больше соответствует нашим представлениям о том, каким должен был быть довоенный кинотеатр, — там и золото, и красный бархат, и ар-деко. Но в фильмах Феллини он совсем другой — грязный, заплёванный, с лавками и мальчишками, писающими с балкона. Именно там Федерико понял, чем хочет заниматься в жизни. Зато в таком пространстве было бы не так приятно смотреть ретроспективы и участвовать в тематических мероприятиях, которых на будущий юбилейный год запланировано множество.

Тем не менее, вопреки всем бомбёжкам и прошедшим десятилетиям, призраки прежнего Римини ещё можно увидеть — например, в сохранившемся вместе со всеми своими интерьерами роскошном гранд-отеле с его прекрасно одетыми постояльцами и балами на террасе, за которыми сын коммивояжёра изо дня в день наблюдал сквозь забор. Иногда он пытался проскочить в бесконечно притягательное пространство холла, но его гоняли и портье, и прислуга. Теперь рисунки, на которых Феллини изобразил эти сценки, висят на почётном месте, вместе с фотографиями, подтверждающими, что когда режиссёр прославился, он останавливался только здесь, компенсируя детские унижения. В принципе, рассматривая их, можно не столько сформулировать, сколько прочувствовать что‑то важное по поводу той же «Сладкой жизни». Конечно, в Риме Феллини больше, но там так много всего помимо Феллини, что разбираться в режиссёрском методе на примере Римини, кажется, проще. Тем более, что на осень 2020 года администрация города запланировала грандиозный проект — весь Римини планируют преобразовать в настоящее музейное пространство, посвящённое Феллини. Речь не только об экспонатах, хотя, например, тут будут реконструированные сценические машины (реальные киностудия уничтожала после использования), фонтан с механической рукой, тряпичная кукла Аниты Экберг, которая будет общаться с аудиторией; комната с качелями из «Белого шейха» появится в замке Сиджизмондо Малатесты. Однако всё это должно превратиться не в стандартный музей, а в иммерсивный театр, исследующий режиссёрское подсознание, который будет развиваться в диалоге с римской Триумфальной аркой, мостом Тиберия и ренессансным замком.

Из тех мест, где этот диалог читается уже сейчас, — старинный Борго Сан-Джулиано, где гулял Феллини и который местные жители и художники по собственной инициативе украсили фресками с кадрами из его кинофильмов и собственными фантазиями. То же самое можно сказать и про Пеннабилли, где уже в зрелом возрасте поселился Тонино Гуэрра, предварительно предложив своей русской жене на выбор мансарду в Риме или деревенский дом XIV века. Легенда (из тех, в которые трудно поверить) гласит, что она выбрала дом. В любом случае супруги обосновались именно в итальянской провинции, по сути превратив весь город в нечто вроде тотальной инсталляции, живущей по поэтическим законам лирики Гуэрры. Не каждому выпадает возможность перенести пространство своих стихов и рисунков в материальную реальность, но и после смерти автора в 2012 году Пеннабилли по‑прежнему кажется не мемориалом Гуэрры, а его волшебным миром: с садом медитации и буддийской ступой на холме, с канатоходцем, который прошёл над всей зелёной долиной от вершины холма до колокольни, с запуском бумажных змеев, с афоризмами на «улицах подвешенных мыслей» и заброшенной церковью, где усатый ангел кормит птиц. Немало этому ощущению живого поэтического пространства способствует вдова Тонино, Лора, которая держит двери дома нараспашку, ходит встречать рассветы и провожать закаты, обнимает каждого приезжего, как любимого внука, и рассказывает, что поэт выбрал место для своей могилы на скале с тем расчётом, чтобы туда было трудно карабкаться, зато тем, кто добрался, открывалась бы лучшая панорама, — то есть как способ показать всем будущим гостям то, чем дорожишь.

Помимо Лоры начинания Гуэрры развивает и мэрия города, которая организует уличный театральный фестиваль, а также в сентябре проводит Фестиваль забытых плодов. Тонино придумал его много лет назад, но в Италии, подхватившей модную экологическую повестку, это событие выглядит не данью памяти поэта, а актуальным мероприятием по поддержке биоразнообразия. Дело в том, что Гуэрра в какой‑то момент начал коллекционировать и высаживать в городском саду виды плодовых деревьев, которые вымирали, поскольку выращивать их было коммерчески невыгодно. Все эти знакомые нам, но не вполне понятные итальянцам кизилы, черноплодки, крыжовники и боярышники вместе с сортами неказистых, но ароматных яблочек и груш привозят на ярмарку из соседних областей, выставляют в местной церкви и чествуют всем миром. Больше того, они превратились в тему большой научной программы, которой занимаются университеты региона.

Довольно сложно представить себе русского туриста, который специально поедет в Эмилию-Романью по следам Феллини и Гуэрры. Если это не киновед посреди диссертации, пляжный отдых по‑прежнему выглядит соблазнительней (по крайней мере, в реалиях нашего климата), однако при всём при том вся эта кинотематика — работа­ющий ключ к этому пространству, лучший даже, чем античная арка и средневековый замок, способ извлечь из него какие‑то важные смыслы. Не для того, чтобы подтянуть свои знания по истории кинематографа, и не обязательно для поклонников режиссёра, но просто чтобы место раскрылось перед нами как оно есть сейчас.