XX век

,

2000-е

,

Испания

,

Подделки

,

Фотография

,

Фотомонтаж

Жоан Фонткуберта: «Я всегда оставляю достаточно улик»

Каталонец Жоан Фонткуберта — чуть ли не главный мистификатор в мире фотографии: он нашёл наглядные свидетельства существования кентавров, сирен и летающих слонов; зафиксировал на плёнку левитирующих монахов православного монастыря в Карелии и представил миру космонавта Ивана Источникова, чьё существование долгое время замалчивало советское правительство. Результатом творческих усилий Фонткуберты стали, во‑первых, несколько громких сенсаций, которые раздули из его работ доверчивые журналисты, а, во‑вторых, «нобелевка по фотографии» — премия Хассельблад

№ 1 (588) / 2014

Жоан Фонткуберта

Всемирно известный каталонский фотограф, лауреат премии Хассельблад за 2013 год. Считает себя художником-концептуалистом, использующим фотографию. Работы находятся в коллекциях нью-йоркского MOMA, парижского Центра Помпиду, музея Метрополитен и многих других

Жоан Фонткуберта. Официальный портрет Ивана Источникова. Из серии «Спутник», 1997

Ваши псевдонатуралистические и псевдоисторические снимки рассказывают про деформации в нашем восприятии реальности? Или вы создаёте параллельные вселенные?

Для меня фотография — это инструмент для осмысления реальности и придания опыту некой формы. Сегодня фотографии не просто воспроизводят то, что есть в мире, они сами и есть этот мир. Поэтому перед нами стоит задача научиться жить в фотографиях и, прежде всего, — выживать в них. Мы, профессионалы, производим бóльшую часть существующих изображений, и на наших плечах лежит огромная ответственность, поскольку мы вносим значительный вклад в создание моделей реальности. На основе именно этих моделей принимаются решения, от которых зависят человеческие жизни. Фотография становится посредником между субъективностью человека, осуществляющего жизненно важный выбор, и миром. Билл Гейтс как‑то заявил, что тот, кто хочет властвовать над умами, должен иметь контроль над фотографией, а испанский мыслитель Висенте Верду даже говорит о существовании «общества фантастического капитализма», где фотографии, генерирующие фантастические образы, оказываются наивысшей ценностью. В моих работах речь идёт об особенностях фотографической реальности — реальности, которая в конечном итоге затмевает материальный мир.

Фотография традиционно ассоциируется с памятью, но я думаю, что мы занимаемся съёмкой в равной мере и чтобы запомнить, и чтобы забыть. Мы забываем одни факты, чтобы запомнить другие

Хотите ли вы, чтобы зритель обманулся, чтобы он поверил вашим снимкам?

Мои работы основаны на запутывании следов, на создании ложных идентичностей, на самых разных вариантах псевдодокументации, но прежде всего — на смешении жанров. Ещё со времён Маклюэна мы знаем, что «средство является сообщением». Например, одна и та же фотография будет по‑разному воспринята в новостях, в рекламе или в развлекательном кино. Её прочтение зависит вовсе не от контекста, как можно было бы подумать, а от отношения зрителя, поскольку публика усваивает информацию в соответствии с определёнными протоколами прочтения. В своих работах я показываю, с какой лёгкостью эти протоколы могут быть разрушены, и, следовательно, насколько уязвим оказывается зритель. Мокьюментари i Псевдодокументальное произведение, чаще всего кинофильм или телевизионное шоу. Обычно мокьюментари пародирует документалистику, высмеивая характерное для этого жанра обилие постановочных сцен, его зачастую коммерческий или пропагандистский характер. для меня — это стратегия взаимодействия с аудиторией. Я не хочу вводить её в заблуждение, поэтому всегда оставляю достаточно улик, которые обнажают фантастический характер моего повествования. Моя настоящая цель — посеять сомнение и породить критическое восприятие.

Жоан Фонткуберта. Ивану Источникову повязывают пионерский галстук в Москве. Из серии «Спутник», 1997

Спутник

История советского космонавта Ивана Источникова, совершившего секретный полёт на корабле «Союз—2», а затем бесследно сгинувшего в другом путешествии, стала самым известным проектом Фонткуберты. В 1997 году он якобы разыскал фотографии, удалённые советским правительством из архивов, чтобы скрыть сам факт существования героя. Разумеется, автор оставил множество подсказок для зрителя: мало того, что Иван Источников — это буквальный перевод имени Фонткуберты на русский язык, так ещё и на всех фотографиях космонавта — его собственное лицо. Однако журналисты всё равно поверили, опубликовав множество материалов на основе сенсационных находок.

Подвержена ли коллективная память человечества таким же искажениям, как и индивидуальная память человека? Велика ли роль таких искажений в культуре? Как фотография влияет на то, что и как мы помним?

Фотография традиционно ассоциируется с памятью, но я думаю, что мы занимаемся съёмкой в равной мере и чтобы запомнить, и чтобы забыть. Мы забываем одни факты, чтобы запомнить другие. Если память можно сравнить с космосом, то каждый снимок — это чёрная дыра, поглощающая и разрушающая все воспоминания. Фото мумифицирует доступ к опыту прошлого. Краткий очерк Зигфрида Кракауэра «Фотография» в сборнике «Орнамент массы» 1928 года хорошо объясняет: камера гораздо полезнее для исторической памяти, чем для индивидуальной. Историческая память — это и есть коллекция образов, осколков времени, которые позволяют привнести в настоящее прошлое и сделать его видимым.

Я вырос во времена франкистского режима, который использовал СМИ, чтобы узаконить своё существование; затем я работал в рекламе, где приобщился к миру обманов и иллюзий. Поэтому мне нравится думать, что мои проекты подобны вакцине от любого авторитарного дискурса

Связана ли популярность мокьюментари, сконструированной фотографии и симулятивной документации с утратой авторитарности и единственности истории?

Мы не можем свести историю к какой‑то одной версии, не можем выбрать единственную истину. Мне всегда казалось, что нет ничего абсолютного, есть лишь точки зрения. То, что мы называем правдой, существует во множестве социальных, политических и культурных контекстов и, кроме того, зависит от позиции властей. Поэтому в своих работах я защищаю необходимость множественности интерпретаций. В психологии восприятия есть понятие, экстраполяция которого мне кажется полезной — «парейдолия», склонность находить очертания предметов или существ в расплывчатых или абстрактных формах. Например, когда нам кажется, что мы видим животных или лица в облаках. То же самое происходит, когда мы пытаемся осознать прошлое. В какой‑то степени история — это не методика описания и изучения прошлого, а способ спроецировать на него свои чувства, чтобы более не ощущать себя беззащитными. Поэтому зачастую создавать искусство — значит создавать историю, а создавать историю — значит заниматься политикой.

Жоан Фонткуберта. Чудо внезапного воспламенения. Из серии «Карелия: Чудеса & Co.», 2002

Тогда является ли ваше искусство политическим? Власть в самом деле всегда стремилась захватить историю через её описание. Можем ли мы сейчас говорить о захвате истории художником?

Нужно понимать, что я вырос во времена франкистского режима, который использовал систему образования и средства массовой информации, чтобы узаконить своё существование; затем я работал в журналистике и рекламе, где приобщился к миру обманов и иллюзий. Поэтому мне нравится думать, что мои проекты подобны вакцине, которая помогает зрителям выработать иммунитет к любому авторитарному дискурсу. Этот дискурс нам транслируют не только средства массовой информации, но и общественные организации, академическая наука, история, религия или даже актёры со сцены. Я причисляю себя к сторонникам философии сомнения, в которой знание рождается из недоверия, и разделяю декартову концепцию сомнения как источника знания. Я выступаю за применение «фильтра недоверия», но, конечно, не за тотальную паранойю. Скептический анализ превращает информацию из токсина в витамин, необходимый для самостоятельного критического мышления. Для меня это и есть политическая позиция.

Жоан Фонткуберта. Чудо левитации. Из серии «Карелия: Чудеса & Co.», 2002

Карелия: Чудеса & Co

Ещё один проект на грани фантастики и фарса: в лесах Карелии затерян монастырь, где монахи и иноки совершают разнообразные чудеса: летают, проходят сквозь стены, ловят руками молнии и не горят в огне. Документируя сверхъестественное, Фонткуберта одновременно выстраивает совершенно театральные мизансцены и пародирует названия чудесных явлений в подписях к фотографиям.

Хоть мы и знаем, что существует множество равноправных версий истории, но любой рассказ о ней продолжает претендовать на истину в последней инстанции, что иллюстрируют и ваши проекты. С чем, на ваш взгляд, связан этот факт?

Как я уже сказал, мне интересно порождать сомнения и провоцировать критическое восприятие публики. Но, кроме того, я пытаюсь доказать, что при наличии должных ресурсов история может быть переписана. Несколько лет назад я прочитал роман французского писателя Антуана Белло «Фальсификаторы». Там рассказывается о международной секретной организации, которая разными способами вмешивается в официальную версию истории. Эта организация обладает огромными возможностями: её участники могут переписывать свидетельства о рождении, подменять архивные документы и даже безнаказанно убивать свидетелей, способных опровергнуть их версии. Для меня эта книга — нечто вроде инструкции по эксплуатации истории, только моё вмешательство происходит в гораздо более скромных масштабах и в чисто образовательных целях. Лучше всего мой метод иллюстрирует проект «Спутник» о советском космонавте Иване Источникове. Согласно придуманной мной легенде его фотографии были изъяты из государственных архивов, а вслед за ними исчез и сам человек. Советский режим часто использовал эту практику — Лев Троцкий, несомненно, был самым известным персонажем, вычеркнутым из истории большевистской революции. Проект разворачивается в пространстве «антипамяти» в том смысле, в котором этот термин использует Мишель Фуко: антипамяти, которая отвечает стремлению современного искусства предложить альтернативные модели истории, поставить под сомнение как линейность исторического текста, так и авторитарные способы повествования о прошлом.

Жоан Фонткуберта. Centaurus Neandertalensis. Из серии «Фауна», 1987

Фауна

В конце 1980‑х Фонткуберта нашёл и восстановил архив пропавшего без вести немецкого зоолога Ханса фон Губерта, снимавшего и описывавшего необычных животных: двенадцатиногую змею, летающих слонов, единорогов и обезьян-кентавров. Фотографии были дополнены рисунками, дневниковыми записями учёного и даже скелетами некоторых из описанных животных. По крайней мере треть посетителей выставки поверила, что все они могли существовать в реальности.

Архив немецкого зоолога из вашего проекта «Фауна» создаёт иллюзию присутствия мифологических животных в научной трактовке эволюции. Судя по этим фотографиям, их существование соответствует данным палеологии. Если учесть, что палеонтологические артефакты регулярно подделываются, то верно ли сказать, что этот проект рассказывает про шаткость краеугольных камней современной науки?

Наука хвастается своей монополией на истину, но в реальности предлагает нам только набор временных правд. В этом псевдозоологическом проекте зритель сталкивается с внешне неопровержимыми фотосвидетельствами существования мифологических тварей. Парадокс заключается в том, что даже сегодня, в эру фотошопа и манипулирования изображениями, фотография играет прежнюю роль в общественной жизни и практически не подвергается сомнению в качестве источника информации.

Жоан Фонткуберта. Из серии «Сирены», 2006

В «Фауне» зритель может поверить в существование всех этих невообразимых созданий не только потому, что они были сфотографированы, но и потому, что документальное повествование подкреплено музейным контекстом экспонирования. Будучи научным учреждением, музей настраивает нас на восприятие большого количества информации, используя специальную терминологию с её аурой эмпирической строгости. Музейный диктат приводит нас в состояние повиновения, буквально заставляет нас принять и поверить. Проект расставляет зрителям ловушки, используя в игре те же стратегии, что и академическая наука, хотя я имел осторожность — и порядочность — оставить эти ловушки видимыми для внимательного наблюдателя. Разоблачение фотоиллюзий действует наподобие компьютерного вируса-трояна, встраиваясь в нашу эпистемологическую систему и в определённый момент порождая сомнение. Это сомнение позволяет критически относиться к авторитарному дискурсу науки и в конечном итоге помогает нам противостоять всем видам авторитаризма.

Чудеса и реликвии многими воспринимаются как доказательства истинности того или иного вероучения, а религиозные догматы становятся частью государственной политики или оправданием для террористов. Это ужасно!

Вы верите в чудеса? Или вам нравится их разоблачать?

По своей природе я человек скептический и не очень религиозный, поэтому мне сподручнее разоблачать лживость чудес, чем верить в них. Меня сильно огорчает, что стремлением общества к духовности пользуется огромное количество церквей и культов, и что массами верующих управляют суеверие и фанатизм. Чудеса и реликвии многими воспринимаются как доказательства истинности того или иного вероучения, а религиозные догматы становятся частью государственной политики или оправданием для террористов. Это ужасно, и мой проект «Карелия: Чудеса & Co.» был задуман в качестве гротескной сатиры на это положение вещей.

Жоан Фонткуберта. Из серии «Сирены», 2006

Сирены

В 2006 году Фонткуберта представил публике серию фотографий окаменелостей вида Hydropithecus, созданную «по заказу» журнала Scientific American, практически убедив зрителей, что русалки действительно существовали.

Что вы думаете о формах и интенсивности влияния интернета на то, как мы видим и представляем себе действительность?

Сеть делает наш опыт более богатым: мы можем выбрать существование в материальном мире или в мире виртуальном. Экран часто представляют порталом, который позволяет нам переходить из одного мира в другой. Но скорее речь идёт о проницаемой мембране, устроенной таким образом, что обе действительности в равной мере влияют друг на друга и достаточно быстро становятся почти единым целым. Получается, что выбор между материальным и виртуальным миром оказывается иллюзорным. Вот что еще очень важно: развитие интернета привело к тому, что количество фотографий увеличилось в сотни и тысячи раз. Думаю, мы переходим на стадию постфотографии, где снимок утрачивает свою исконную ценность, становясь только поводом к сиюминутному общению. Связь превалирует над представлением. На этом этапе процесс секуляризации визуального опыта достигает кульминации, и фотография перестаёт быть прерогативой магов, художников, экспертов или профессионалов — все мы становимся зрителями.