Где: Мультимедиа Арт Музей, Москва
Когда: 24 октября 2018 — 3 февраля 2019 года

«Московский альбом» Виктора Пивоварова — монографическая выставка, открывшаяся в Мультимедиа Арт Музее, — посвящена столице, в которой художник когда‑то жил: «Город, о котором я рассказываю и который̆ как бы изображаю, я никогда не рисовал с натуры. Я не пользуюсь реалистическим типом изображения. То, что я рисую, — это изображение даже не по памяти и не по воображению, это попытка, при этом очень личная, передать или создать образ этого города». Эта цитата взята из беседы давно живущего в Праге Пивоварова с чешским искусствоведом и славистом Томашем Гланцем, опубликованной в выставочном каталоге, но экспозиция, впрочем, и так понятна любому зрителю, пусть и каждому на своём уровне. Кому‑то в живописном цикле 2017 года «Москва, Москва!» достаточно будет радости узнавания «действующих лиц» — героев старого альбома Пивоварова 1996 года, обитателей мастерских, которые в конце 1960‑х стали множиться вокруг Сретенского бульвара (мастерская самого автора тоже была в двух шагах, на Маросейке — тогда улице Богдана Хмельницкого). Другие увидят тут типажи московских интеллектуалов-неформалов позднесоветской эпохи — от «Ночного сторожа» и «Философа из курилки» до носатой «Библиотекарши» и трагического «Последнего экзистенциалиста».

Просвещённым зрителям будет, возможно, не лень вслушиваться в звучащие на выставке нон-стоп лекции великих философов и культурологов Сергея Аверинцева, Григория Пятигорского и Мераба Мамардашвили, в выступления писателя Юрия Мамлеева и поэта Генриха Сапгира, записанные когда‑то на магнитофонную ленту, а теперь скрупулёзно собранные специально для «Московского дневника». Включив эти раритеты в экспозицию, куратор выставки Анна Зайцева создала полноценную тотальную инсталляцию, погружающую нас в неформальную обстановку мастерских тех лет.

Однако и этим не исчерпываются уровни восприятия выставки. Самые внимательные из тех, кто придёт в МАММ, прочтут биографию художника и обнаружат, что рассыпанные по залу супрематические фигуры — это не просто намёк на пристрастия Пивоварова в искусстве, но прямое указание, например, на персону Ивана Клюна, ближайшего друга и ученика Малевича: Клюн был бухгалтером на той же замоскворецкой обувной фабрике «Парижская коммуна», где работала мама Пивоварова. И здесь же, на фабрике, представленной на отдельном холсте, произошла инициация Пивоварова как художника: в 10 лет он по просьбе маминых сослуживцев сделал стенгазету «Закройщик» и снискал первый успех.

Всё это и есть составные части того московского мифа, который, строго говоря, не является отражением столичного статуса этого города и не имеет отношения, например, к петербургскому мифу, куда более старому и цельному. Московский миф эклектичен и растянут во времени, он состоит, по Пивоварову, в «радикальном отрицании и садистском уничтожении всех предшествующих мифов», в уничтожении самого города, который ещё недавно вроде был — и вот его уже нет. Это город, где родился авангард, всегда вырастающий на обломках. «Я сам застал авангардный московский миф в развалинах, — рассуждает Пивоваров. — Я хорошо помню то ощущение от города, когда в начале 1945 года мы с мамой вернулись в Москву из эвакуации. Город выглядел тёмным и мрачным, как будто в нём постоянно была ночь. Обветшалые конструктивистские сооружения, трава, прорастающая сквозь булыжник улиц, полуразвалившиеся церкви, дворы, застроенные сараями, в которых шла какая‑то загадочная параллельная жизнь. С оглушительной̆ скоростью мещанская Москва конца XIX века, вытесненная конструктивистской̆ утопией̆, на моих глазах стала вытесняться высотками, новой̆ сталинской̆ утопией̆ сияющего коммунизма на крови».

Эта разрушительная московская инерция — один источник мифа. Другой же — тексты. Датой рождения литературного московского мифа Виктор Пивоваров считает 1937 год, что ожидаемо, ибо это год его рождения. Но не только: в том же году, уточняет он сам, Андрей Платонов закончил свой роман «Счастливая Москва» (хотя в его открытом финале Пивоваров, художник абсолютно литературоцентричный, видит сознательную незавершённость), и примерно тогда же Булгаков оставил незавершённым, пусть не по своей воле, «Мастера и Маргариту». Роман Булгакова вынырнул на поверхность в 1966‑м в журнале «Москва», роман Платонова — в 1991‑м. Именно этими двумя датами Виктор Пивоваров ограничил собственный московский миф.

Помимо живописи, его тут представляют три альбома. Первый — это вовсе не рисунки, а скорее таблицы, перечисляющие разные вероятности и повороты судьбы: что было бы, если… «Представьте себе, что вы сидите дома, у стола на кухне. И в зависимости от того, какой шаг вы сделаете — позовёте приятеля, или позвоните своей любовнице, или поедете в книжный магазин на Кировскую, — возникнет целая цепочка событий». Они могут и не произойти, но в этих предположениях, в этих поставленных в сослагательное наклонение действиях спрессовано огромное количество потенции. Альбом так и называется — «Если», и создан он был в 1995‑м. Годом позже появился второй, «Действующие лица». Он уже неоднократно показывался в Москве и напоминает о временах, когда автор зарабатывал как книжный график, рисуя свои теперь уже знаменитые иллюстрации к «Дюймовочке», «Оле-Лукойе» и «Чёрной курице», а для себя — в стол — делая первые концептуальные вещи. На этих 17 листах, объединённых подзаголовком «Сценки из московской жизни», присутствуют все его старые друзья и единомышленники: чудесный поэт Овсей Дриз, мэтр Юрий Нолев-Соболев с трубкой в углу рта, читающий новый текст Юрий Мамлеев, «Иван Чуйков на допросе в КГБ» (так называется лист), сын Пивоварова, а теперь тоже известный художник Павел Пепперштейн («Паша, пёс и блуждающие огоньки»). Светящееся окно, выходящее на крышу («Старичок, к тебе можно?»), — это, понятно, окно мастерской Ильи Кабакова на чердаке дома страхового общества «Россия». И сама мастерская присутствует, и её обитатели Эрик Булатов, Михаил Шварцман, Оскар Рабин и философ Евгений Шифферс, а хозяин — Кабаков — даже в двух версиях: обладающий портретным сходством Кабаков № 1 и плачущий мальчик Кабаков № 2.

Эти графические листы сегодня — достовернейший документ, свидетельство мрачной, но плодотворной эпохи, рассказ о городе, которому посвящён и третий альбом, 2005—2010 годов. Его название «Флоренция», противопоставляющее город искусств имперской столице, никого не должно вводить в заблуждение — только здесь у Пивоварова Москва его и нашей мечты. «Всю ночь напролёт стояли мы на крышах флорентийских, напряжённо вглядываясь в темноту в ожидании чуда» — это подпись под изображением Данте, взирающего из окна на московские многоэтажки. Автор нехотя признаёт, что вымечтанной Флоренцией Москва так и не стала, но не теряет надежды, что он просто не заметил чуда, которое всё‑таки произошло.