В обнимку с архивом
Уже давно фотография превратилась в любимое медиа для художников, работающих с архивом, сейчас она выступает своего рода фильтром, через который прошлое входит в настоящее
Один из недавних проектов, где фотография оказалась в центре внимания художника, — выставка Владислава Шаповалова «Дипломатия образа», проходившая в ММСИ на Гоголевском бульваре (ноябрь 2017 — январь 2018). На повестку дня были вынесены вопросы: «Как сегодня смотреть на изображения, сделанные 50—70 лет назад?», «Как осмыслить события прошлого вне логики клише, фетишизации и ретроэкзотики?» и «Как преодолеть временной разрыв и обнаружить сегодняшнюю актуальность „старых“ изображений?».
Для своего проекта художник собрал материалы из миланского архива передвижных советских фотовыставок и фильмов из синематеки Болоньи. Это были картинки счастливой жизни в Советском союзе, которые распространялись усилиями Всесоюзного общества культурной связи с заграницей. С помощью подобранных изображений Шаповалов выступил в роли запоздалого обличителя пропагандистской работы этой организации. Охваченный желанием блеснуть своим анализом «механизмов конструирования политического воображаемого в XX веке», автор обратился к традиционным для этого способам — фотографии и видео.
Из-за обилия материалов выставка получилась информационно перегруженной, что и обнаружило все проблемы работы со старой фотографией: зрителю не удается эмоционально реагировать на чужие архивные снимки. Ему предложили посмотреть копии, тогда когда оригиналы во множестве можно увидеть в исторических музеях и семейных альбомах. И даже тогда они нередко вызывают зевоту. Фотография не так проста: факт ее присутствия на выставке не гарантирует ни интереса, ни улыбки, ни сведенных бровей посетителя.
Центральный экспонат выставки — одноименное ей видео. Оно демонстрирует кадры из итальянского архива и сопровождается авторским текстом, по сути дела представляя зрителю политические взгляды художника. Его позиция, очевидная с самого начала, давит на зрителя своей почти советской риторикой и интонацией, подражающей союзным дикторам. Например так: «В ХХ веке коммунизм казался решением. Сегодня „коммунизм“ — имя проблемы». Или так: «Зачем мы смотрим в прошлое? Потому что отношения между прошлым и потенциальным, которое мы относим к будущему, намного теснее и ближе, чем мы думали». Голос художника авторитарен, он использует те же риторические и визуальные приемы манипуляции, которые критикует. Его речь пестрит общими местами — бюрократическими клише: где-то всплывает «общественное одобрение», «технологические достижения», а также «идеологическое превосходство». Подобная риторика поворачивает художественное высказывание на 180 градусов и превращает его в пропаганду. История, рассказанная художником, сама становится агитацией, а художник — человеком с рупором.
Методы работы с архивами оказываются важным вопросом именно сегодня, в эпоху сильнейшей информационной перегрузки. Столкнувшись с произведением, созданным на базе архивных материалов, зритель, не обладающий предварительными знаниями, скорее всего, не захочет глубоко в него погружаться. Поэтому художнику приходится быть особенно изобретательным. И пример совсем другого, более удачного подхода к найденным снимкам демонстрирует Кирилл Глущенков.
В проекте «Прекрасен облик наших будней» (2016), реализованном в помещении бывшей фабрики, где по соседству работали издательства «Просвещение» и «Детская книга», Кирилл Глущенко представил пять своих альбомов. Они были посвящены городам бывшего СССР и социалистического блока — Пскову, Таллину, Дрездену, Риге и Ульяновску. Книги «Глущенкоиздата» очень напоминают советские альбомы. Дело в том, что художник воспроизвел процесс советского книгопечатания до мельчайших подробностей — начиная с выбора формата, верстки и заканчивая шрифтовым решением: тексты набраны «журнальной» и «журнальной рубленой» — наиболее популярной гарнитурой того времени. Альбомы даже можно принять за исторические, однако цифровая печать и ручная сшивка страниц выдают год издания. Своей кропотливой подменой художник иллюстрирует работу советской системы, главная черта которой — рутинность. Поэтому он обращается к самым прозаическим сторонам жизни СССР — бесцветным спальным районам с типовой застройкой 1960—80-х. Черно-белые фотографии, рассказы, звуковое сопровождение — стук и гудение поездов создают атмосферу выставки. Ее лирический герой — сотрудник «Глущенкоиздата», который играет со зрителем, выдавая миф за реальность, предстаёт в качестве ловца прошлого.
Помимо книг, открыток и плакатов с городами на выставке был представлен радиоспектакль, сделанный на основе дневника Николая Козакова за 1962 год. Архитектура этой части экспозиции отсылает к интерьерам лондонских музыкальных магазинов с небольшими кабинками для прослушивания и к детским воспоминаниям художника о междугородних звонках с телефонной станции. Голос звучит как речь советского диктора, но содержание дневника откровенно противоречит официальной интонации. Его автор говорит предельно откровенно и о самом личном, там нет патетики, высокого стили, канцеляризмов, только будни обыкновенного человека, который становится для Глущенко проводником в прошлое. Художник действует осторожно, тонко, не пытается настроить чувственность зрителя посредством авторитета фактических свидетельств, фотографии отводится второстепенная роль — помощника. Тогда как на первый план выходит книга и голос.
Несмотря на общую увлеченность Шаповалова и Глущенко архивом, художники обращаются с ним совершенно по-разному. Владислав Шаповалов пытается подловить визуальные медиа, манипулирующие общественным мнением, но сам пользуется их приемами. Архив дает ему алиби и удобное укрытие, где можно вести свою подпольную деятельность и остаться незамеченным, ведь с нами якобы говорит изображение, а не сам художник. Однако ему не удается спрятаться за материалом. Зато Кирилла Глущенко за ним практически не видно, его истории звучат независимо от автора. Художник создает архив не столько для того, чтобы воспроизвести бюрократическую систему книгопечатания в СССР, сколько для того, чтобы приютить своего героя — маленького человека, неприметного в своей повседневности. Этот архив не свидетельствует, а рассказывает, и фотография выступает в нем не в роли орудия манипуляции, а в качестве спутницы-экскурсовода.