Проект нового федерального закона «О культуре» инициативная группа ещё только собирается представить, а уже говорят, что Госдума готова обсуждать его в осеннюю сессию. Оказывается, среди многочисленных «мероприятий», которые положено провести в профильный год культуры, в президентском задании имеется и такое — принять закон «О культуре». Эта неизбежность вселила в тех, кто пишет закон, небывалый энтузиазм и в проект впервые за долгое время включили понятие обязательного процента от федеральных расходов. Сейчас в эту сферу уходит меньше одного процента бюджета, а в новом законе предлагается утвердить обязательность культурных расходов и на федеральном уровне, и во всех нисходящих региональных, и везде эта цифра — выше одного процента.

Почти одновременно с этой, впрочем ещё только гипотетической радостью, пришла в Москву новость о том, что в Перми подведомственным культурным организациям из краевого минкульта пришёл циркуляр о том, что в следующем году расходы на культуру ополовинят. В два раза, например, снижены ассигнования Пермскому театру оперы и балета — одному из самых известных в России. Соответственно снижается и государственное задание: много премьер не нужно, хватит и одной…

Министр недоумевал, что это за гранты такие — получается, театрам за бренд доплачивают? А надо, считает он, давать лучшим, т. е. не просто как прибавку к зарплате, а на творческие проекты

О деньгах в нашем театре говорят в последнее время часто, говорят и «сверху», и, если можно так выразиться, «снизу», т. е. о расходах на театральные нужды рассуждают и просят их как‑то обосновать и культурные чиновники, и сами театральные деятели — они тоже с готовностью делятся своими рецептами обустройства счастливой и безбедной, а главное, справедливой театральной жизни.

Весною Владимир Мединский заговорил о грантах. Не вдруг. Кстати, о том, что систему грантов, которые не первый год получают самые заслуженные учреждения культуры, собираются радикально изменить в 2016 году, стало известно ещё прошлым летом. Но весной разговор уже повернул в практическое русло. Министр недоумевал, что это за гранты такие — получается, театрам за бренд доплачивают? А надо, считает он, давать лучшим, т. е. не просто как прибавку к зарплате, а на творческие проекты.

Однако уже летом художественный руководитель МХТ имени А. П. Чехова Олег Табаков вместе с коллегами-руководителями федеральных театров сумели убедить министра культуры в том, что сложившуюся систему грантов менять не следует. Что есть небольшой круг театров, которые заслужили право получать специальную надбавку к бюджетному финансированию — просто за имя, за марку, за исторические заслуги. Ну, примерно так же, как особыми льготами до конца жизни обладают Герои Советского Союза или участники войны.

Впрочем, у Олега Павловича позиция (в том, что касается финансовой поддержки театра) неизменная. Он утверждает: должна прослеживаться зависимость государственной поддержки от сумм, которые этот театр зарабатывает: «Если мне дают, к примеру, сто миллионов, то надо зарабатывать по возможности больше, а на следующий год большую государственную поддержку платить тому театру, который на сто миллионов зарабатывает максимально много».

Такой зависимости в нашей театрально-бюджетной жизни сейчас нет. И как раз летом возник вопрос: как так получается, что МХТ имени А. П. Чехова, руководимый Олегом Табаковым, и Театр Наций, который возглавляет его ученик Евгений Миронов, получают почти одинаковые дотации? Пока ещё у МХТ чуть побольше, но, судя по всему, вскоре бюджетное финансирование этих театров сравняется окончательно.

Хотя разница между ними есть. МХТ — репертуарный театр, который исправно работает одновременно на трёх своих сценах и получает за это и за своё доброе имя от государства примерно 370 миллионов в год. Это много. Больше МХТ получает только петербургская Александринка, но это — с переданной ей в прошлом году Новой сценой, большим инновационным комплексом. Почти столько же, сколько МХТ, получает и Малый театр. А вот, к примеру, всемирно известный Малый драматический театр Льва Додина получает в три раза меньше — около ста миллионов рублей.

Но понять, с чего вдруг Театр Наций оказался в таком узком кругу избранных, честно говоря, не получается. Ну, нет пока таких заслуг у Театра Наций перед русским театром, как у Малого, Александринки и МХТ. Нет, и странно с этим спорить. Хороший театр. Проектный театр. За год играет всего около двухсот спектаклей, что в два с лишним раза меньше, чем МХТ. А получает около трёхсот миллионов рублей.

Поскольку меценатство в России носит случайный характер и никаких стимулов у бизнеса помогать театру не было и нет, то недополучая для своих нужд денег у государства, театры с лихвой добирают недостающее у публики

Конечно, с Табаковым можно и нужно спорить, поскольку сборы не могут быть единственным критерием эффективности театра, но какая‑то связь должна быть определена. Театр Вахтангова, Российский академический молодёжный, Малый драматический Льва Додина, Ярославский академический имени Волкова необходимо финансировать лучше, чем, например, Театр Назарова, который тоже до последнего времени получал больше, чем театр Льва Додина. Анекдот же, да и только. Может быть, стоит разделить эти главные театры на две-три категории — на самых-самых главных, на просто главных и на главных, но не самых. И тогда станет ясно, что одни театры входят в одну группу, а другие в неё, очевидно, не попадают и должны войти в какую‑то другую или третью. Что таких, как Малый и Александринка — в России два, плюс, вероятно, МХТ, и сегодня — Театр Вахтангова; вторая группа — это РАМТ и лучшие провинциальные театры федерального подчинения. Ну, а те, кто занимается творческими экспериментами, наверное, войдут в какую‑то особую, третью группу. Проектный театр не может получать столько же, сколько те, кто составляют национальное достояние — столько же, и при этом всё время просить ещё и ещё.

Театр, конечно, искусство не дешёвое, а театр музыкальный — искусство, безусловно, дорогое. А поскольку спонсорство, а тем более меценатство, в России носит случайный характер и никаких стимулов у бизнеса помогать театру как не было, так и нет, то, недополучая для своих нужд денег у государства, театры с лихвой добирают недостающее у публики.

Первыми удивили ценами на свои спектакли ребята из театра «Квартет И»: на премьеру их спектакля «Разговоры мужчин среднего возраста…» несколько лет назад цены на билеты впервые преодолели важный рубеж в 15 000 рублей. Но «Квартет И» — театр частный, ни на какие бюджетные ассигнования не рассчитывающий. Но вот к частным антрепризным театрам стали один за другим подтягиваться и бюджетные учреждения культуры. Так что не так уж сильно шутил экс-министр культуры Михаил Швыдкой, когда во время обсуждения в Государственной думе основ театрального законодательства заметил, что театры необходимо финансово поддерживать и дальше, прежде всего для того чтобы защитить зрителя — чтобы цены на билеты не росли, как на дрожжах. Однако бюджетная поддержка за последние годы не ослабевала, что никак не помешало росту цен. На вышедший в прошлом сезоне в МХТ имени А. П. Чехова спектакль «№ 13» билеты стоят от 1000 до 10 000 рублей. Даже на бродвейские мюзиклы можно попасть за меньшие деньги, а ведь ни одному заморскому театру и не мечтается о дотациях, получаемых из государственного бюджета МХТ.

Представители Чеховского фестиваля, когда им задают вопросы о том, что билеты на гастрольные спектакли с каждым годом всё дороже и дороже, чаще всего ссылаются на резкое сокращение финансирования. Но ведь и прокат привозимых на фестиваль спектаклей существенно изменился и с каждым годом всё больше напоминает коммерческие гастроли, а не те в большой степени просветительские программы известных и неизвестных театральных звёзд со всего мира, которые на заре своей истории и в пору взросления организовывал фестиваль. С каждым годом риска всё меньше, а цены — всё выше, выше и выше.

Если вы ставите «№ 13» и гордитесь премьерой то, быть может, имеет смысл отказаться от части бюджетной поддержки, потому что нелепо государству поддерживать коммерческую драматургию, которая, как и кока-кола, должна справляться своими силами

Наши театральные деятели любят поминать добрым словом высокие традиции русского репертуарного театра, но достаточно изучить афиши самых академических и известных (т. е. — и наиболее щедро финансируемых из государственного кармана) театров, чтобы понять, что они сами разрушают эти традиции изнутри. Всё реже идут на риск, всё чаще — делают ставку на имена. Достаточно сказать, что молодой режиссёр, едва приобретший известность после удачного дебюта, мгновенно становится жертвой всех «первачей». Академические монстры, подобно акулам, впиваются в него, перехватывая друг у друга, вовсе не думая, что начинающему автору просто не по силам за один год поставить сразу пять или даже три-четыре спектакля. Их не тревожит, что спектакли будут похожи один на другой — это в точности напоминает желание провинциальной кокетки иметь такое же платье, как у подруги или как у актрисы в кино. Главное — чтобы оно было модным в этом сезоне.

На всё у них есть один ответ: это рынок. Но, как и в других областях, в театре наш рынок складывается при очевидно неравных правилах игры для его участников. Государство не может сказать «нет» Табакову, даже если бы в Министерстве культуры у кого‑либо и возникло такое желание. Мол, если вы ставите «№ 13» и гордитесь этой премьерой как чуть ли не главной победой последних лет, то, быть может, имеет смысл отказаться от части бюджетной поддержки, потому что нелепо государству поддерживать коммерческую драматургию, которая, как и кока-кола, должна справляться своими силами. У Табакова есть рычаги влияния, как говорится, посильнее, чем сам Минкульт. Нормальная конкуренция возможна только там, где застою мешают то и дело включающиеся в игру молодые, а у нас такой возможности как не было, так и нет. Как и 20 лет назад, когда эти разговоры только начинались, сегодня даже в столице нет ни одной свободной площадки — такой, которую можно было бы предложить талантливому выпускному курсу, вроде нынешнего курса Дмитрия Брусникина из Школы-студии МХАТ. Государство не может и не должно открывать каждый год всё новые и новые театры, вешая себе на шею неподъёмное ярмо. Но иметь под рукой отложенные специально на такие нужды 5—10 миллионов рублей в год просто необходимо. Чтобы вчерашние студенты могли ещё год или два доигрывать свои дипломные спектакли, ставить новые и параллельно искать альтернативные источники финансирования. Найдут — значит выплывут, выживут. Нет — значит, их место займут другие. А иначе у нас так и будет, как в старом советском анекдоте: при монархии власть передаётся от отца к сыну, от сына — к внуку, а в СССР — от деда к деду.