Нина Фелшин, крупнейший теоретик в этой области, определяет арт-активизм как искусство, направленное на прогрессивные общественные изменения. Прогрессивность, впрочем, категория спорная.

Что касается стрит-арта, то он родился как граффитизм — написание тегов, субкультура для своих. Конечно, в нём была своя идеология и романтика нелегального действия, определённый протестный потенциал. Потом граффитизм стал развиваться, появились надписи и рисунки, уличные объекты, акции, то есть стрит-арт, который во многом интегрировался в социальные движения. Например, названный западной прессой «Русским Бэнкси» Паша 183 начинал как граффитист, а затем его работы перешли в общественное пространство. Самая известная его акция была проведена в годовщину путча в прошлом году: он наклеил на двери в метро фотопринты омоновцев, и люди, чтобы попасть внутрь, были вынуждены «прорываться сквозь оцепление». Плоское изображение, перейдя со стены на двери городского транспорта, обретает новый контекст — таким образом рождается арт-активистское произведение. Паблик-арт — более общий термин. Обычно его относят к объектно-ориентированному искусству, которое родилось в 1950—1960‑е годы в западном искусстве как протест против обуржуазившейся абстрактной живописи. Художники решили уйти из музея на улицы в надежде, что это породит новые жанры, позволит ускользнуть от рынка и музеефикации. Впрочем, сейчас есть художники паблик-арта, которые работают с властями, заказывающими им установку городских монументов. В российской действительности это только Пермь, где власть впервые заказала современную скульптуру в городском пространстве. Однако совершенно спокойные вещи, которые стоят в каждом провинциальном городе на Западе, в Перми вызвали протесты у консервативных слоёв населения.

Да, согласованные паблик-арт работы — это, как правило, компромисс. Но что плохого в дизайне? Модернисты начала ХХ века в своих революционных программах много внимания уделяли дизайну среды. Всё равно правительство города договорится с кем‑то о создании памятников, и, конечно, лучше, если это были бы хорошие художники. Кстати, и в России есть примеры удачной городской скульптуры, вроде «Спящего бомжа» Ивана Бражкина, сделанного в стилистике «садовых гномов». Это, вообще, интересный момент — фигура «двойного агента», который умеет существовать внутри системы, используя её ресурс для достижения своих целей. Мало кому это удаётся.

В Европе появление арт-активизма ассоциируют с практиками Йозефа Бойса, «расширенного» понимания искусства, из которых, в частности, родилась «Партия эелёных». В США это движение появилось в 1970‑е годы на волне социальных процессов. Характерный пример конца 1980‑х — американское движение ACT UP (AIDS Coalition to Unleash Power), занимавшееся проблемами здравоохранения, в первую очередь эпидемией СПИДа. На базе этого движения возникла группа Gran Fury и коллектив Silеnce = Death c лозунгом «Тишина — это смерть». Их участники уже идентифицировали себя как художников и разрабатывали визуальную составляющую, проводили художественные акции. Тогда никто не задумывался, что это может оказаться в музее, но со временем они стали участвовать в крупных биеннале, а прошлой осенью ретроспектива Silеnce = Death Collective открылась в Музее американского искусства Уитни.

Считается, что для того чтобы «что‑то» стало художественным проектом, достаточно соблюдения трёх условий: чтобы человек объявил себя художником, а свой жест — произведением искусства, чтобы у акции была аудитория, и чтобы после проекта осталась фото- или видеодокументация. Однако сейчас это правило не работает: многие сегодняшние арт-активисты принципиально не называют себя художниками. Это уже потом экспертное художественное сообщество, чтобы, например, номинировать работу на премию, ломает голову, в какую категорию её вписать, и как это оценивать.

На мой взгляд, уместно говорить о новом жанре — медиаактивизме, где всё сплетено воедино, и главную роль играет медиаэффект. Неслучайно арт-активизм получил бурное развитие уже в 2000‑е годы, когда в нашу жизнь вошли тактические медиа, то есть появилась возможность создавать свои средства массовой информации для продвижения проектов. Тактические медиа — это не только интернет-сайты и социальные сети, это любые медианосители, в том числе некоммерческая издательская продукция, распространение информации в городской среде. Например, Gran Fury были в числе первых, кто начал использовать этот ресурс. Одну из самых известных своих работ — выполненное в стилистике Benetton изображение целующихся гомосексуальных пар с подписью «Убивает не поцелуй, а скупость и безразличие» — они разместили на автобусах в Сан-Франциско. Тогда, в 1980‑е годы, это привело к настоящему взрыву и оказало влияние на изменение государственной политики по отношению к проблеме ВИЧ-СПИДа. И сегодня яркость арт-активистского проекта в первую очередь зависит от того, как он работает с медиаресурсами. Конечно, важна и концепция, и визуальная сторона, но обязательно должен сработать медиаэффект — умение авторов мобилизовать сообщество на распространение документации, привлечь интерес к проекту, чтобы информация была подхвачена блогерами и журналистами.

Яркость активистского проекта в первую очередь зависит от того, как он работает с медиаресурсами. Важна и концепция, и визуальная сторона, но обязательно должен сработать медиаэффект — умение авторов привлечь интерес блогеров и журналистов к проекту

Ну конечно, искусствоведы считают, что инновации возникают в искусстве, а потом апроприируются массами, но по моему опыту, не обязательно так. Зачастую этим занимаются одни и те же люди, которые днём сидят в рекламных агентствах, а вечером продвигают свои арт-активистские проекты.

Да, конечно, бороться с врагом надо его оружием. В настоящее время в мире внутри «оккупай-процессов» получило распространение движение «оккупай-музеи». Речь идёт о том, что проблемы коррумпированности институционального мира распространяются и на художественную среду. Арт-организации не лучше и не хуже других корпораций, которые узурпируют ресурсы и манипулируют людьми. Люди выходят на Уолл-стрит, в район банков и офисов ТНК, с лозунгом «Нас 99 %, тогда почему же вы, один процент, владеете всеми ресурсами?», но точно такая же ситуация и в арт-мире. Поэтому я не вижу большой разницы между человеком, который зарабатывает деньги в рекламном агентстве, и тратит их на арт-проекты, и тем, кто зарабатывает себе на жизнь, сидя в арт-институции. Первые в чём‑то даже честнее.

Я не вижу большой разницы между человеком, который зарабатывает деньги в рекламном агентстве, и тратит их на арт-проекты, и тем, кто зарабатывает себе на жизнь, сидя в арт-институции. Первые в чём‑то даже честнее

Я вижу большую разницу между премией «Инновация», например, когда номинировалась «Война», и премией Кандинского сейчас, когда номинируется Pussy Riot. Вопрос в чистоте идеологии этих групп. «Война» себя вела тогда очень спорно. А Pussy Riot с самого начала были открыты для интерпретаций и призвали всех к солидарности и консолидации. Эффект их деятельности во многом состоит в том, что им удалось консолидировать различные сообщества — культурное, активистское, правозащитное, причём на международном уровне. Да, выходец из «Войны» Надя Толоконникова артикулирует в первую очередь политическую составляющую их работ, но мы знаем, что Катя Самуцевич — выпускница школы Родченко, она знает историю медиаактивизма. Очевидно, что их проекты идеально вписываются в развитие этой традиции.

Когда мы сделали акцию Party Riot Bus в их поддержку почти сразу после ареста, нашей главной задачей было привлечь внимание общественности к этой ситуации. Просто выставка была бы очередным мероприятием для своих, и оно бы не сработало. Тогда Денис Мустафин предложил идею вынести акцию в общественное пространство — сделать выставку в автобусе, который проедет по Садовому кольцу. Нам угрожали, нас хотели задержать, приехало восемь полицейских машин, из них четыре автозака, это было полнейшее безумие, но получилась по‑настоящему громкая акция, мы попали в топы яндекс-новостей, чего никакой выставке никогда не удавалось.

Арт-активизм с самого начала развивается в рамках процессов горизонтализации. Горизонтальная структура отношений предполагает отсутствие лидеров и брендов, анархо-активистские художники отказываются от авторства. Pussy Riot до ареста в интервью говорили, что анонимность и взаимозаменяемость для них принципиальны: заберут одних, останутся другие, и никогда не будет разборок об авторстве. Хотя сейчас, после приговора, их адвокаты решили зарегистрировать бренд, что сильно противоречит изначальной установке и находится в русле капиталистической этики, с которой они борются.

Сейчас и правда началась мода на арт-активизм, и спровоцирована она в первую очередь общественно-политическими событиями в нашей стране. Три года назад такого термина у нас, строго говоря, не существовало, он возник буквально на глазах. В прошлом году я читала курс о развитии художественного активизма в России в ГЦСИ. На первой лекции, куда я пригласила Антона Николаева, он зачитывал свой стейтмент, написанный вместе с Викой Ломаско. Там говорилось, что придёт время, когда все художники станут социально ангажированными, и не заниматься социальным искусством будет стыдно, все сделаются арт-активистами, а самим активистам придётся радикализироваться и политизироваться. Тогда это звучало как минимум смело. Но в нашей стране события развиваются столь стремительно, что теперь это кажется вполне естественным.

Три года назад термина «арт-активизм» у нас, строго говоря, не существовало, он возник и вырос буквально на глазах

Считается, что у нас была задержка в развитии форм и жанров в искусстве на несколько десятилетий. И вот наконец с наступлением эпохи медиаактивизма процессы синхронизировались. «Оккупай-Абай» с точностью воспроизвёл лагерь в Зукотти-парке в Нью-Йорке со всеми его полевыми кухнями, лекциями, ассамблеями, выставками и т. д. В Америке существует давняя традиция протестных выступлений, митинги намного более многочисленны, к ним гораздо лояльнее относится власть. Такую эскалацию напряжения, какая была у нас, сложно себе там представить, поэтому всё случившееся никак нельзя назвать игрой или подражанием. Наше государство системно превращает население в оппозиционеров, которыми вынуждены становиться почти все мыслящие люди. И эта ситуация не может не влиять на искусство. Арт-активизм сейчас будет только расцветать.