Год еще не закончился, но я уже определился с произведением, которое считаю главным художественным высказыванием 2018‑го. Как и большинство высших достижений искусства нашего времени, это эфемерный объект, который от рождения и до полного уничтожения просуществовал лишь несколько часов, никем не увиденный. Сегодня он доступен зрителям только в форме фотодокументов и описаний. Это не страшно, поскольку здесь понятие «произведение» относится в меньшей степени к самому материальному объекту и в большей — к акции и месту его создания. Не менее важно и то, что создание произведения предполагало использование и частичное разрушение другого арт-объекта, причём семантика получившегося шедевра формировалась в результате корректировки значения исходного произведения, понятного любому зрителю и ставшего объектом нападения.

Итак, я имею в виду событие, случившееся несколько дней назад в Перми. Под прикрытием ночи местный стрит-­художник Алексей Илькаев заменил слово «счастье» в монументальной надписи московского автора Бориса Матросова. Исходная надпись из крупноформатных фанерных букв гласила «Счастье не за горами». После интервенции Илькаева она стала читаться как «Смерть не за горами». Слоган Матросова про счастье был установлен на набережной Камы девять лет тому назад и пользовался огромным успехом у пермяков и туристов. Даже муниципальные власти не остались равнодушны и взяли арт-объект на баланс и под охрану. Надпись тиражировали на этикетках разных продуктов, на открытках и майках. К ней приходили делать селфи влюблённые, приезжали пить шампанское молодожёны, около неё тусила молодёжь. Однажды прямо под буквами милиционер изнасиловал учительницу.

Между тем леттристское произведение Матросова не было site specific объектом. Оно было изготовлено ещё в 2005 году совсем для другого места — для ландшафтной выставки «Артполе», которая проводилась в той части Подмосковья, где тогда полным ходом шло строительство олигархических вилл. Рядом спускали на воду новёхонькие яхты, а колхозные поля приспосабливали под гольф-площадки и посадочные полосы для джет-авиации. В этом контексте лозунг «Ваше счастье не за горами» — а именно так звучал первоначальный вариант — воспринимался как адресованный, прежде всего, так называемым новым русским. Впрочем, надпись могла читаться и как утешительное обращение владельцев вилл и яхт к менее удачливым соотечественникам. Мол, и на вашей улице будет праздник: Россия уже «встаёт с колен», вот-вот догонит Португалию, удвоит свой ВВП, станет энергетической сверхдержавой. В те годы, ещё не омрачённые санкциями и политической изоляцией, такие перспективы казались достижимыми и чреватыми заметным улучшением жизни.

Счастья действительно наивно ждали. Оно не сводилось, конечно, к материальным аспектам. Крушение коммунистического режима и тотальная смена управленцев, казалось, открыли возможности морального очищения, интеллектуального роста, культурного подъёма. Началась новая жизнь. Она ещё искрилась радужными инновациями, не успев поблекнуть и подпортиться под действием вечных свойств национального характера. При переносе памятника в Пермь Матросов отказался от местоимения «ваше», заметив, видимо, что его слоган выражает всеобщее чувство, своеобразный дух времени.

Лозунг — этот излюбленный советской властью инструмент массовой раздачи идеологических указаний — с давних пор использовался нашими художниками, которые хоть и были отсечены от общественного пространства, но стремились его маркировать своими высказываниями. В этом смысле объект Матросова продолжил долгую традицию лозунгов соц-арта, которая была заложена В. Комаром и А. Меламидом в знаменитой работе «Вам хорошо!» и подхвачена их учениками из группы «Гнездо», а позже И. Кабаковым, Д. Приговым и даже таким последовательным станковистом, как Э. Булатов, который недавно изготовил во Франции колоссальных размеров железную надпись, гласящую «Всё не так страшно». Крепче всего, впрочем, за арт-лозунги взялись участники группы «КД», К. Звездочётов и прочие члены объединения «Мухомор», а также «Чемпионы мира», в число которых как раз и входил Матросов.

Арт-лозунги нонконформистов внешне напоминали официальные транспаранты — советские цвет и шрифт мгновенно узнавались в объекте Матросова теми, кто помнит надписи пудовыми буквами на главных улицах наших городов, — но по сути они были далеки от призывов и кричалок, представляя собой ироничные, абсурдистские или доверительно-интимные, порой забавные комментарии к происходящему. Именно так я воспринял работу Матросова в 2005 году. С ней он обратился к друзьям-коллегам, которые ещё вчера сидели без копейки в подвалах и сквотах, а теперь попали на светскую выставочную party, устроенную Айдан Салаховой. После их, без сомнения, ждали галереи, коллекционеры, выставки в западных музеях, аукционы. Иными словами, Матросов прощался со своей развесёлой панковской молодостью и шутливо предрекал будущий карьерный взлёт адептов неофициального искусства.

Переместившись на набережную Камы, этот лозунг стал читаться совсем по‑другому. Ирония из него выветрилась, связь с изначальным авторским сообщением была утрачена. Надпись стала похожа на дежурные лицемерные обещания начальства. В таком виде она смотрелась продолжением знаменитой реплики Д. Медведева «Денег нет, но вы держитесь». Впрочем, нынешнее начальство использует идеологему счастья в иной модальности, нежели это делали коммунисты. Отныне счастье не делегировано будущему; к нему нет нужды стремиться, преодолевая трудности и совершая подвиги. Согласно новой российской идеологии, оно уже наступило и растворено — как некогда запах шоколада у корпусов фабрики «Октябрь» — в воздухе сегодняшнего дня. Аурой счастья светится атмосфера благоустроенных центров наших городов, где в парках, кафе и ресторанах отдыхают от шопинга и фитнеса обитатели «русского мира». В отличие от утопий прошлого века, понятие счастья не соотносится больше с футуристической архитектурой и технологиями будущего. Напротив, люди счастливы тем, что, фланируя по улицам, могут наблюдать парад исторических стилей так же, как, плавая по просторам интернета, они могут знакомиться со всеми мировоззрениями, верованиями и политическими позициями. Принцип эклектического разнообразия полностью вытеснил идею прогресса, органического роста и сменяемости. Все элементы жизни замерли в статике, заполнив клетки некой общей системы, напоминающей таблицу Менделеева. Такое впечатление, что не только историческое, но даже биологическое время остановилось. На авансцене нашей жизни десятилетиями красуются одни и те же герои, нестареющие политические деятели, публицисты, телеведущие, певцы. Как тут не вспомнить «Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы? Однако у нас эта ситуация «стабильности» иная и покрывается формулой «Смерти нет!»

Слово «смерть» в последнее время употребляется всё реже и реже. Чаще всего про умершего говорят «нас покинул», «от нас ушёл». Фразеологизм «тот свет» на глазах перестаёт быть речевой условностью и обретает статус факта, задокументированного любителями эзотерики. Раньше снаряжались в кругосветное плаванье, в космос. Теперь — в мир иной. Причём полёты в потустороннюю реальность совершают не только монахи, мистики, маги или морфинисты, но и вполне адекватные, творческие, не лишённые самоиронии люди. Вот, например, что говорит писатель Татьяна Толстая: «Смерти нет. Это я вам категорически заявляю. Я была там, я знаю. Смерть — это просто переход. <…> И ты выходишь из тумана в другой мир». Группа «Эпидемия» занимает вершину хит-парадов с песней «Смерти нет» («В этом мире смерти нет, бесконечно льётся свет…»). В прошлом году на экраны вышел российский фильм с таким же названием. А в интернете открылся специальный сайт smertinet.ru с девизом «Любимые не умирают, а только рядом быть перестают!». Примерно в этом духе высказываются и ведущие политики нашей страны. Ну и, конечно, подобные утверждения регулярно звучат с амвонов. Не знаю, отдают ли себе отчёт все эти адепты бессмертия, что их воззрения умножают количество смертей как среди соотечественников, так и среди населения тех стран, куда наши люди отправляются играть в войну ради развлечения, расплаты за долги по ипотеке или покупки очередного автомобиля. Если смерти нет, они едут не убивать и не умирать, а «работать». Этим глаголом теперь всё чаще именуется террор войны («по городу работает артиллерия, авиация»).

Идеология «смерти нет» чрезвычайно удобна для политических режимов, использующих индивидуальные и массовые убийства как технический метод разрешения проблем. Однако этим не ограничивается её опасность для человечества. Отказ от признания смерти размывает важнейшую координату становления человека, а именно — континуум времени. Соответствие ему и борьба с ним формирует мысль, личность и, в конечном счете, культуру.

Слоган Матросова определённо устарел и обмельчал. В сегодняшнем контексте он выглядит рекламным трюком креативных риелторов — поступок же Илькаева вновь поднимает его на высоту художественного произведения. При этом Илькаев действует в соответствии с правилами русского искусства: с точки зрения смыслов, новый лозунг продолжает линию гражданской ответственности, экзистенциального мировосприятия и вообще «здравого смысла». Именно здравый смысл истин, на которых держится мир, наши радикалы-художники не раз предлагали одураченному и обезумевшему обществу в качестве лекарства-антидота. В отношении формы Илькаев также демонстрирует типичный русский подход: практика частичных вторжений в контекст произведений с неизбежным нарушением смысла и авторских прав наблюдается у нас повсеместно и в истории, и в современности — в перестройках архитектурных памятников, в жонглировании скульптурами, наконец, даже в записи древних икон, то есть дерзком акте поновления святынь, которым занимались поколения иконописцев. Так что если и говорить о вандализме (в котором сегодня обвиняют Илькаева), то проявился он в совершённом властями уничтожении илькаевского лозунга. Не ко времени и не к месту пришёлся этот глас вопи­ющего в пустыне. Но я не удивлюсь, если вдруг окажется, что Илькаев предусмотрел всё наперёд: и противодействие властей, и неизбежно следующие за ним отклики соцсетей, а также местной и федеральной прессы. Ведь ему важно начать дискуссию, обратить наше внимание на «удел человеческий», а вовсе не воевать с Матросовым.