Современное искусство

,

Арт-резиденции

,

Россия

Российские арт-резиденции. «Выкса», Нижегородская область

Алиса Багдонайте

Куратор арт-резиденций «Заря» (Владивосток) и «Выкса» (Нижегородская область)

Форма отбора: open call
Предоставляется: жильё и мастерская
Сроки: от трёх до восьми недель
Сайт: artovrag.com/vyksaair

Так получилось, что Выкса стала калькой «Зари». Однажды меня пригласили выступить на фестивале «Арт-Овраг» и рассказать о резиденции во Владивостоке. А после доклада выяснилось, что организаторы — фонд «ОМК-Участие» — хотят воспроизвести этот опыт у себя и чтобы я этим и занялась. Так что сложился братский проект, но в то же время резиденция получилась совсем другая, потому что опробованные механизмы в новом пространстве заработали совсем иначе.

Георгий Острецов. Диана с собакой. Из серии «Квантовая запутанность охотничьих собак», 2017

Со следующего года начинается open call, но первый набор был кураторским — я сама пригласила всех художников, потому что, в отличие от Владивостока, в Выксе не было центра современного искусства и не было налаженных коммуникаций. Правда, успех программы не был моей зоной ответственности, я не отвечала ни за что, кроме маленькой консалтинговой части, но очень боялась, что ничего не получится. Боялась не за себя, а за новую резиденцию, поскольку я знаю, как их мало и как много желающих.

Особенностью резиденции в Выксе стала возможность приехать с семьёй, когда и папа, и мама художники — например, Елена Ковылина и Пётр Быстров, Георгий Острецов и Людмила Константинова. Когда художники приезжают с детьми, это очень меняет пространство, оживляет его, располагает к себе людей, а расположение жителей видят и организаторы резиденции. Важно было замотивировать инвестора сделать этот проект не одноразовым, а регулярным и долгосрочным. Свою основную задачу я видела не в том, как реализуется резиденция, а в том, что она вообще реализуется.

Елена Ковылина. Зелёные и плодово-ягодные культуры, 2017
Перформанс

Я не знаю точно, зачем ОМК понадобился такой формат, но думаю, что их привлекла возможность за те же деньги осуществлять не краткосрочный фестиваль, но круглогодичный проект, каким бы он ни был. Во-вторых, им понравилось, что люди приедут не как гастролёры на время фестиваля, а пробудут в городе долгое время и будут менять культурный ландшафт. «Арт-Овраг» уже знаменит и прекрасен, но привязку к месту действия он получил только в последние годы, и резиденция — часть того же движения к сайт-специфичности, которое начали кураторы фестиваля Антон Кочуркин и Юлия Бычкова. Они увидели в резиденции именно способ заземления. В-третьих, городу не хватает культурной повестки. По европейским меркам Выкса достаточно большой город, но очень маленький по своему культурному содержанию. Интеллектуальный досуг за пределами нескольких дней «Арт-Оврага» отсутствует. Так что резиденция позволяет реформировать ситуацию. Выксе неважно, художники приедут или писатели, любые новые люди хотят знакомиться. Мы соответственно организуем приветственную лекцию, куда зовём всех желающих. Наш новоприбывший рассказывает о своих прошлых и будущих проектах, все пьют чай и болтают. Выкса от этого не станет самым прогрессивным в искусстве местом, но тем же старшим школьникам, которые охотно такие мероприятия посещают, важно видеть людей, которые не живут в городе и их не знают. Это психологически очень важный момент — в маленьком городе создаётся иллюзия большого. Также они видят людей, успешных в своей профессии, и сразу узнают много всего нового. Художники чем только не занимаются — от электронной музыки до программирования. Это окно в новый мир. Я не из тех, кто считает, что новые знания нельзя получить из книжки или интернета, но людям надо знать, что гуглить.

Есть ещё дни открытых дверей. Резиденция находится за забором — в дверь нужно звонить, и если координатора нет, а художник ­куда-то ушёл, тебе никто не откроет. Поэтому я очень настаивала, чтобы было открытое время, когда люди просто смогут прийти — не на мероприятие, а просто посидеть, книжки почитать, например. Дело в том, что место за забором — это не городское пространство. Его легче охранять, вещи не украдут, картины не испортят, но оно не является публичным. Пока никто не знает, зачем я это придумала, поскольку те же ребята, что бывают на днях открытых дверей, приходят и во все остальные дни. Иногда люди думают, что в открытые дни кто‑нибудь достанет какой‑нибудь развлекательный инструмент и будет им всех щекотать, но это не так. Это просто публичное пространство, где можно общаться, читать или просто сидеть в интернете. Конечно, туда сложно прийти новым людям. Нужно, чтобы кто‑то привёл тебя за руку, но если двери всегда закрыты, никто никого не приведёт. Дело в том, что в нас живо наследие советской эпохи — все уверены, что пространство должно быть строго функционально, просто прийти и побыть там психологически сложно. Даже молодёжь не может просто наслаждаться ничегонеделанием, просто прийти, чтобы отвиснуть. Мы это стараемся поменять.

Илья Гапонов. Ястребов Пётр Сергеевич, ветеран ВМЗ. Из серии «Индустриальная археология»

В 2021 году резиденция переезжает в новое здание — в кафе «Волна», построенное на излёте советского модернизма на берегу прекрасного озера, которое вырыли крепостные крестьяне промышленников братьев Баташевых. И, конечно, набитые нами шишки мы там постараемся учесть. Ошибки состояли, во‑первых, в том, что у резиденции не было своего менеджмента. Я выполняю эту функцию только в «Заре», и там всё очень тоталитарно сконцентрировано в моих руках. Я, конечно, советуюсь с экспертами в областях, где разбираюсь недостаточно, например в современном танце, но в целом «Заря» сама решает, кто туда поедет. В Выксе иначе — она принимает решение закрытым экспертным советом, в него входят организаторы «Арт-Оврага», руководство фонда «ОМК-Участие» и сотрудники градообразующего предприятия — Выксунского металлургического завода. Соответственно, резиденция становится более народной, что и хорошо, и плохо. Это многоголосье создаёт ситуацию, в которой результат отбора непредсказуем, но есть пространство диалога совершенно разных стихий. При этом в отсутствие собственного менеджмента резиденция подчинялась «Арт-Оврагу» и его организаторам, а они первые полгода в безумном напряге готовят фестиваль, а вторые полгода находятся в отпуске. Резиденция остаётся предоставлена сама себе и оказывается местом приземления совершенно посторонних людей, которые приезжают и уезжают, как в гостинице. Или резидент утром выходит в пижаме в сад пить кофе — а там стратегическая сессия. Ещё одна проблема — сезонность: в маленьком городе зима переносится сложнее, и если художник упустил момент на приветственной лекции завести друзей, то дальше он сидит один до отчётной выставки. Эти проблемы не катастрофичны, но мы их осознали и будем с ними работать.

Конечно, я сталкиваюсь со снобизмом художников: «Зачем я в эту Выксу поеду?» Так ведь никто не тащит! Но я вижу, что у художников есть проблемы с мастерскими, с концентрацией, есть необходимость видеть новые места и находить новые фактуры. Также я считаю, что нет ничего плохого, если человек решил сделать передышку, пожить бесплатно, пересдать мастерскую и пережить тяжёлый для себя момент. Художнику должно быть куда деться. И, конечно, я за амбициозные проекты, за сотрудничество с серьёзными музеями, за приобретения в коллекцию, но все эти возможности не упадут с неба, нужен опыт и нужны прецеденты. Их нужно где‑то нарабатывать. Меня очень жёстко критиковала коллега, что мы оставляем работы в коллекции, дескать, с точки зрения международной этики это неприемлемо. Но мы не международные! Не хотите давать в коллекцию, увозите — где это у вас будет храниться? Может, это купит музей? Получается, мы находимся в ситуации двойных стандартов: конечно, мы хотим быть международными, но давайте сначала будем договороспособными. Давайте поставим маленькие задачи и выполним их хорошо, а потом поставим следующие.

Владимир Абих. Крепче стали. Из проекта «Там, где нас нет», 2018

Я считаю, что у Выксы есть потенциал стать важным местом культурного проектирования. Чем проблемнее пространство — тем больше нужен ему художник, который выступает в роли священника, терапевта, инженера будущего. В этом состоит его божественное присутствие — он всё обращает в золото своим взглядом. Поэтому я и думаю, что резиденция — это удивительный формат. На самом деле они были всегда. В Советском Союзе были творческие дачи, зональные выставки — это и были резиденции, организованные за государственный счёт. Эта система работала, потому что без неё сложно было двигать машину пропаганды, например в республиках. Сейчас установки тех органов, где сконцентрировано основное финансирование нашей культуры, сильно изменились, они не успевают осознать, что было, что стало, где они находятся. Но у людей‑то потребность в резиденциях сохранилась, и они сейчас множатся. Если потрясти институциональную систему, много интересного выяснится. Например, во Владивостоке действует резиденция Новой Зеландии при Почётном консульстве, она камерная, но там много интересного происходит. Так что резиденции — очень широкий формат, они всегда были, всегда будут. Просто сейчас идёт бум, который затеяли большие институции, потому что это позволяет им многое делать. Например, «Гаражу» это позволяет обеспечить синтез художников, видеть, кто что делает, реализовывать Триеннале и ещё экономить — в этом формате для них нет ни одного минуса. В Финляндии резиденции — это механизмы социальной поддержки, они, например, часто есть в домах престарелых. Художники считаются наиболее низкооплачиваемыми и редко трудоустраиваемыми специалистами с высшим образованием, поэтому ими стараются залатать все социальные дыры. В Корее резиденции выполняют функции городского благоустройства: под них отдают пустующие здания, чтобы они не выделялись в ухоженном пространстве. Резиденция — это не цель, это просто метод.