Скерсис/Захаров — Достоевский

Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся Вселенная или, ещё обширнее, — всё бытие было создано лишь по эвклидовой геометрии, осмеливаются даже мечтать, что две параллельные линии, которые, по Эвклиду, ни за что не могут сойтись на Земле, может быть, и сошлись бы где‑нибудь в бесконечности.

Фёдор Михайлович Достоевский. «Братья Карамазовы»

Пивоваров ­— Платонов

Окна Москвы Честновой выходили поверх окрестных московских крыш, и вдалеке — на ослабевшем умирающем конце пространства видны были какие‑то дремучие леса и загадочные вышки; на заходе солнца там одиноко блестел неизвестный диск, отражая последний свет на облака и на небо, — до этой влекущей страны было километров десять, пятнадцать, но, если выйти из дома на улицу, Москва Честнова не нашла бы туда дороги <…>

Освобождённая из воздухофлота, Москва проводила свои вечера одна, к Божко она больше не ходила, подруг своих не звала. Она ложилась животом на подоконник, волосы её свисали вниз, и слушала, как шумит всемирный город в своей торжественной энергии и раздаётся иногда голос человека из гулкой тесноты бегущих механизмов; подняв голову, Москва видела, как восходит пустая неимущая луна на погасшее небо, и чувствовала в себе согревающее течение жизни <…> Её воображение работало непрерывно и ещё никогда не уставало, — она чувствовала в уме происхождение различных дел и мысленно принимала в них участие; в одиночестве она наполняла весь мир своим вниманием <…>

Андрей Платонов. «Счастливая Москва»

Булатов — Набоков

<…> переливчатые звуки:

Un vol de tourterelles strie le ciel tendre, Les chrysanthиmes se parent pour la Toussaint. (Голубиная стая штрихует нежное небо, Хризантемы наряжаются к празднику Всех Святых… (франц.).)

доплывали до меня в петлистых тенях дышащей в такт аллеи, и в её конце открывался мне красный песок садовой площадки с углом зелёной усадьбы, из бокового окна которой, как из раны, лилась эта музыка, это пенье.

<…> Вот это — блаженство, и за блаженством этим есть нечто, не совсем поддающееся определению. Это вроде какой‑то мгновенной физической пустоты, куда устремляется, чтобы заполнить её, всё, что я люблю в мире. Это вроде мгновенного трепета умиления и благодарности, обращённой, как говорится в американских официальных рекомендациях, to whom it may concern — не знаю, к кому и к чему, — гениальному ли контрапункту человеческой судьбы или благосклонным духам, балующим земного счастливца.

Владимир Набоков. «Другие берега»

Шелковский — Пастернак

Поэзия останется всегда той, превыше всяких Альп прославленной высотой, которая валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы её увидеть и подобрать с земли; она всегда будет проще того, чтобы её можно было обсуждать в собраниях; она навсегда останется органической функцией счастья человека, переполненного блаженным даром разумной речи, и таким образом, чем больше будет счастья на земле, тем легче будет быть художником.

Борис Пастернак. «Речь на Международном конгрессе писателей в Париже, 1935 год»

Орлов — Пушкин

Бежит и слышит за собой —
Как будто грома грохотанье —
Тяжело-звонкое скаканье
По потрясённой мостовой.
И, озарён луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несётся Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжёлым топотом скакал.

<…>

Евгений вздрогнул. Прояснились
В нём страшно мысли. Он узнал
И место, где потоп играл,
Где волны хищные толпились,
Бунтуя злобно вкруг него,
И львов, и площадь, и того,
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой…

Александр Сергеевич Пушкин. «Медный всадник»

Мартынов — Введенский

Важнее всех искусств
я полагаю музыкальное.
Лишь в нём мы видим кости чувств.
Оно стеклянное, зеркальное.
В искусстве музыки творец
десятое значение имеет,
он отвлечённого купец,
в нём человек немеет…

Александр Введенский. «Кругом возможно Бог»

Соков — Русская народная сказка

Было три сестры, младшая — дурочка. Летом собирали они в лесу ягоды; старшая сестра заблудилась, шла, шла и пришла к хатке на куриной лапке. Вошла в хатку и стала сестёр закликать: «Кто в лесу, кто в бору, приди ко мне ночевать!» — «Я в лесу, я в бору, приду к тебе ночевать, — отвечал огромный медведь, входя в дверь, — не бойся меня, влезь в правое моё ушко, вылезь в левое — у нас всего будет!»

«Девушка и медведь» (сборник русских народных сказок А. Н. Афанасьева)

Тарасов — Мандельштам

Поэзии Данта свойственны все виды энергии, известные современной науке.

Единство света, звука и материи составляет её внутреннюю природу <…>

Ещё, если б мы слышали Данта, мы бы нечаянно окунулись в силовой поток, именуемый то композицией — как целое, то в частности своей — метафорой, то в уклончивости — сравнением, порождающий определения для того, чтобы они вернулись в него, обогащали его своим таяньем и, едва удостоившись первой радости становления, сейчас же теряли своё первородство, примкнув к стремящейся между смыслами и смывающей их материи.

Осип Мандельштам. «Разговор о Данте»

Немухин — Пушкин

Все обступили Германна. Прочие игроки не поставили своих карт, с нетерпением ожидая, чем он кончит. Германн стоял у стола, готовясь один понтировать противу бледного, но всё улыбающегося Чекалинского. Каждый распечатал колоду карт. Чекалинский стасовал. Германн снял и поставил свою карту, покрыв её кипой банковых билетов. Это похоже было на поединок. Глубокое молчание царствовало кругом.

Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.

— Туз выиграл! — сказал Германн и открыл свою карту.

— Дама ваша убита, — сказал ласково Чекалинский.

Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама.

Александр Сергеевич Пушкин. «Пиковая дама»