Ольга и Андрей Дугины: «Работа над одной иллюстрацией заняла целый год»
Оказывается, в профессиональном сообществе до сих пор бушуют баталии — должен ли книжный график буквально следовать тексту или имеет право наплевать на сюжет и создавать собственное высказывание? Зато в этой области работают художники, которым жизненно необходимо как‑то оформить свои отношения с текстом, и другие, которые при помощи текста оформляют свои отношения с миром
Андрей Дугин: История такова: после института сложно было найти работу, и единственным, кто тогда ко мне по‑человечески отнёсся, был Дехтерёв Борис Александрович, главный художник «Детской литературы». Пригласив попробовать себя в иллюстрации, он даже предложил мне тему на выбор: «Вам Достоевский нравится? „Неточку Незванову“ читали? Хотите?» — «Ну конечно, хочу». Иллюстрация была выходом из безотрадной финансовой ситуации. Так всё и началось. Постепенно я начал сотрудничать с другими издательствами. С «Пионером» получилось смешно. Как‑то раз отец моего приятеля Серёжи Камова спросил, почему я там не работаю, говорит, пойди попробуй. Я пошёл, мне дали нарисовать пионера с ежом. Но рисунок им не понравился, редактор сказал, что всё хорошо, вот только стиль не их. Через некоторое время мне звонит Камов-старший, спрашивает, как прошло. Да стиль, говорю, не их. «А ты сходи ещё раз». Мне было неловко и неудобно, но пошёл. И в следующий раз иллюстрация почему‑то подошла.
Ольга Дугина: Наконец Андрею дали первую большую цветную работу — «Вечера на хуторе близ Диканьки». Он был счастлив, и мы вместе поехали на Украину с надувной лодкой: спустились от Миргорода до Кременчуга по реке Псел c заездом в Диканьку, фотографировали хаты, лица, посещали музеи. Но редактор в итоге осталась недовольна, что всё идёт так медленно. Работа над одной иллюстрацией и правда заняла целый год, притом что Андрей не занимался больше ничем другим. Издательство это не устроило. Зато в это время в Россию приехал немецкий издатель Герхард Шрайбер, увидел рисунки и пригласил нас в Германию сделать иллюстрации к «Колобку».
Андрей Дугин: Первая работа в Германии была выполнена как книга иллюстратора, а не художника,
Ольга Дугина: Я младше, занялась иллюстрацией позже и училась у Андрея. Первые книги работала у него подмастерьем, как в средневековой гильдии: сначала тебе разрешают сварить суп, потом помыть пол, затем растереть краски, через несколько лет, может быть, что‑то подкрасить. А вот в «Храбром портняжке» и «Приключениях Абди» моей задачей было цветовое решение. Причём Андрей очень ругался, что я делаю всё не то. «А что ты хочешь?» — спрашивала я. «Я сам не знаю, но не это». Когда работаешь вместе, всегда один должен командовать, а второй исполнять. И сейчас я продолжаю работать над книгами самостоятельно, а Андрей иллюстрацию забросил совсем, он занимается только графикой и живописью. Надеюсь, со временем он изменит своё решение.
Небо создаётся так: сначала проходишься мягкой кисточкой, но затем, чтобы добиться плавного перехода от тёмного к светлому, берёшь самую тоненькую кисточку — в один волосок — и наносишь цвет точками. Этот процесс сродни китайской пытке. К сожалению, ни один более простой способ не даёт того же результата
Андрей Дугин: Психологически очень тяжело шесть-девять лет отдавать одному проекту, порой на письменный стол уже смотреть не можешь. Из-за столь долгого периода работы у нас нет права на ошибку. Невозможно полгода корпеть над акварелью, а потом, чтобы внести какие‑то изменения, всё переделать заново. Поэтому метод работы таков: сначала ты собираешь максимальное количество материала, чтобы знать о времени повествования всё. Необязательно все эти сведения должны воплотиться на итоговой картинке, но они должны быть у тебя в голове. Ты всегда должен знать больше, чем рассказываешь. Потом создаётся сложная композиция, куда включается всё, что хочется передать, что‑то вроде Ноева ковчега. Затем начинается чистка, исчезает то, от чего можно отказаться без ущерба для концепции. Вот это вычищение мелочей и бесконечное перекраивание занимает колоссальное количество времени.
Ольга Дугина: Да и сама работа над изображением занимает очень долгое время. Особенно когда в нём много гладких поверхностей. Например, небо в «Храбром портняжке» создаётся так: сначала проходишься мягкой кисточкой, но затем, чтобы добиться плавного перехода от тёмного к светлому, берёшь самую тоненькую кисточку — в один волосок — и наносишь цвет точками. Этот процесс сродни китайской пытке. И это то, что как раз обычно достаётся мне. К сожалению, ни один более простой способ не даёт того же результата.
Андрей Дугин: Но главное — концепция, она отнимает больше всего времени.
Ольга Дугина: Да, это бесконечные библиотеки, книжки и музеи. Если нужный нам музей находится во Флоренции — мы едем во Флоренцию, а когда Андрей иллюстрировал Шекспира, мы поехали в Лондон.
Я никак не мог придумать, как изобразить тень отца Гамлета. В этот момент мне попалась фотография рождения сверхновой, где звезда распадается на две половинки, и мне показалось интересным связать эту идею с силуэтом мышеловки XVII века
Андрей Дугин: В иллюстрациях к Шекспиру я пытался с помощью сложных ассоциативных рядов позволить читателю понять и прочувствовать многомерность изображённого. В зависимости от своего желания всмотреться он может получить абсолютно разную информацию и разное по глубине прочтение. Часто в наших картинках наряду с фантастическими существами присутствуют неожиданные персонажи, которых тем не менее редко замечают. Например, в «Перьях Дракона» рядом с волынкой-на-ножках, которая отвлекает на себя читательское внимание, изображён современный поросёнок, а не средневековый щетинистый.
В «Гамлете» тоже много отсылок к современности. Например, я никак не мог придумать, как изобразить тень отца Гамлета — вариант с прозрачным мужиком в латах выходил совсем уж детско-наивным. В этот момент мне попалась фотография рождения сверхновой, где звезда распадается на две половинки, и мне показалось интересным связать эту идею с силуэтом мышеловки XVII века. Сама пьеса подразумевает подобное соединение разных времён. Например, мы знаем, что шекспировские актёры играли в костюмах, которые были им подарены елизаветинскими придворными — со своего плеча или из доставшегося по наследству гардероба предков. Понятия верности эпохе не было, поэтому, на мой взгляд, не стоило изображать всех в платьях, к примеру, 1601 года. Так что на иллюстрациях можно заметить костюмы разных эпох, современные причёски или очки. А можно и не заметить.
В этой серии я решил использовать ныне живущих людей в качестве актёров. Кого‑то просил попозировать, скорчив рожу, а кто‑то даже не знал, что исполняет роль в моём «Гамлете». Надеюсь, они на меня за это не в обиде.
В Германии иллюстрация искусством не считается: если тебя назвали иллюстратором — всё, считай, пропал человек. В нынешней системе галерей всё разложено по полочкам, и книжная графика занимает в ней место прикладного искусства, как роспись тарелок, — не просто второй сорт, а никакого
Ольга Дугина: Большинство иллюстраций Андрея самодостаточны и могут существовать независимо от текста как самостоятельные картины. И в этом смысле они мало чем отличаются от станковых работ.
Андрей Дугин: К сожалению, в Германии иллюстрация искусством не считается: если тебя назвали иллюстратором — всё, считай, пропал человек. В нынешней системе галерей всё разложено по полочкам, и книжная графика занимает в ней место рядом с прикладным искусством, как роспись тарелок, — не просто второй сорт, а никакого. А вот если ты свободный художник — ты на коне. В Америке не так, там не имеет значения, скульптор ты или иллюстратор, тебя принимают везде в качестве художника. Здесь же всё достаточно консервативно.
Ольга Дугина: В среде иллюстраторов существует свой снобизм, считается, что всё должно быть только рукотворным, настоящим, никакой цифровой графики. Но я так не считаю.
Андрей Дугин: На компьютере можно научиться очень хорошо обрабатывать изображения, однако, к сожалению, люди, которые работают «в цифре», зачастую не придают значения воспитанию вкуса. Он представляется им чем‑то ненужным, и качество получается усреднённым: большинство работ похожи друг на друга, они не персонифицированы. Путеводной звездой считается фотографическая гладкость формы. Художник не ищет нового к ней подхода и не любит ошибок. Кажущаяся лёгкость обеспечивается программой, написанной не тобой, но выйти за её пределы ты не можешь, твоё воображение ограничено возможностями, заложенными автором программы. В каком‑то смысле ты вторичен. От этого цифровые иллюстрации так холодны.