Эстетика русского авангарда важна для многих моих работ. Тогда возникло новое художественное мышление, принципиально иное понимание пространства, другая духовность, а также невиданная по радикальности идеология. Я много читал о Кандинском, а потом и его собственные тексты о духовном в искусстве и о музыке. Ещё у меня был проект, посвящённый Малевичу — точнее, его студии, которая стала лабораторией новых идей. Не меньше живописцев меня интересуют люди, работавшие тогда непосредственно с пространством, — например, архитектор Константин Мельников. Его взгляды на то, как устроено пространство, кажутся мне невероятно современными. И дело здесь не только в даре провидения, которым были наделены художники-авангардисты, но в том, как современное общество использует идеи этих мечтателей.

Думаю, этот образ родился в результате моего диалога с куратором. Дело в том, что линзы для этой инсталляции сделаны компанией, которая также производит стекло для маяков. И то, что мы видим на выставке, — это технология, разработанная специально для навигации в океане. Разумеется, в наше время навигация в разных смыслах слова очень важна. Так что образ маяка вполне символичен: мы все нуждаемся в том, что укажет нам путь. Световой круг на стене говорит с нами как раз про навигацию, но он связан и с оптическим качеством стекла, которое транслирует свет. Когда вы стоите перед работой, вы физически переживаете опыт созерцания света: фокусируете зрение, концентрируете всё внимание на том, что сейчас ощущаете. Лично для меня эта работа почти целиком про внимание и сосредоточение на процессе видения. Для человеческой культуры, в том числе для произведений русского авангарда, вообще очень важен опыт созерцания чего‑то абстрактного.

Нет. Я не верю в бога или во что‑то ещё, что можно воспринять посредством произведений искусства. Работы могут иметь дело с категорией духовного, не поддерживая при этом воззрений на бога, которых придерживаются различные религии. То есть произведение — это не объект поклонения в системе каких‑либо религиозных взглядов, а, скорее, вопрос веры в себя и собственного отношения к духовному. Мне неинтересно возводить что‑либо в ранг сакрального и неинтересны дополнительные смыслы, которые при этом вкладываются людьми в произведения искусства.

Никогда. Я вырос в обществе с сильными демократическими установками, которые определили мои представления о мире. Мне бы в голову никогда не пришло сравнивать художника с богом-творцом. Мои работы очень открытые, доступные самым разным людям, и это означает, что художник в них не особенно важен, важны люди, вовлечённые в эти проекты. Эти работы не обо мне, они о вас.

Именно так. У любого искусства есть свой социальный аспект. Хотя иногда это что‑то очень абстрактное и неочевидное, а иногда что‑то обладающее мгновенным эффектом и явным общественным характером. Но мои световые инсталляции находятся в том же ряду, что и «Маленькое солнце», — они вообще непосредственно с ним связаны. Суть «Маленького солнца» в том, что огромное количество людей по всему миру живут безо всякого доступа к электроэнергии. Чтобы иметь нормальное освещение, они вынуждены преодолевать большие расстояния и платить большие деньги, чтобы купить бензин для генераторов. Это разрушает их здоровье, не говоря уже о вредном воздействии на окружающую среду — прежде всего, на климат. Поэтому я сделал небольшие светильники, которые работают на солнечной энергии, накапливаемой в течение дня. Молодые люди, которые днём работают, получают возможность вечером учиться при свете этих ламп. Они продаются за очень небольшие деньги, это своего рода экономическая модель, основанная на том, что погода ничего не стоит. Начинали мы с Африки, а продолжили в Китае, Мексике и на Филиппинах. Между прочим, и у вас в России у многих людей нет доступа к электричеству.

Этот проект — о творческом начале в человеке, об энергии, о таком решении проблем, которое не вредит окружающей среде, — и всё это в очень сложных жизненных обстоятельствах. Чтобы что‑то подобное стало арт-проектом, оно не обязано быть представленным в музее

Не зимой, конечно, но весной это вполне может сработать. В любом случае, этот проект означает совместную борьбу разных людей против глобального потепления. Он должен заставить нас задуматься о мощи солнечной энергии, о том, как много солнца остаётся не использованным в полной мере. Он для того, чтобы люди начали общаться.

Раздаём в том числе. Но если есть возможность продать — продаём, поскольку так лучше для экономики. Процесс купли-продажи создаёт и поддерживает локальные экономические структуры в африканских деревнях. Проще говоря, таким образом мы создаём рабочие места. Особенно это важно для лагерей беженцев, но когда мы работаем в школах речь о деньгах, разумеется, не идёт.

Прежде всего потому, что я называю это искусством. Не думаю, что есть необходимость объяснять каким‑то блюстителям, что есть искусство, а что нет. Этот проект — о творческом начале в человеке, об энергии, о таком решении проблем, которое не вредит окружающей среде, — и всё это в очень сложных жизненных обстоятельствах. Чтобы что‑то подобное стало арт-проектом, оно не обязано быть представленным в музее.

Это очень хорошее объяснение, однако здесь следует быть осторожным, потому что объясняя, что есть искусство, а что нет, мы признаём необходимость объяснений, вводим правила, которые нам потом придётся соблюдать. Я же считаю, что моих слов «это есть искусство» должно быть достаточно. Эти слова не делают произведение хорошим или плохим, но они помещают его на определённое место, к которому можно апеллировать.

Я никогда не думал превзойти северное сияние, хотя это отличная задача на вырост

Нет, не связан, общее у них только то, что в обоих случаях речь идёт о труде мигрантов. Венецианский проект представлял собой семинар, который мы осуществили вместе с австрийским фондом Тиссена-Борнемисы. Там обсуждался миграционный кризис, который сейчас переживает Европа. Беженцы конструировали модульные светильники из перерабатываемого пластика, которые светят зелёным светом, и это, конечно же, символ. Эта работа шла в Главном павильоне до самого конца биеннале, лампы до сих пор продаются онлайн, и все средства с продаж перечисляются благотворительным организациям, которые поддерживают беженцев. Наши общие усилия были направлены на то, чтобы показать: мигранты — это не обуза, а ресурс. Этот вроде бы целиком прагматичный проект призывал задуматься о нашей собственной социальной инфраструктуре, ужасно негибкой и негодной для того, чтобы преодолеть кризис.

Я никогда не думал превзойти северное сияние, хотя это отличная задача на вырост. Я очень люблю арктическую природу — снег, лёд, исландскую весну, — но думаю, что природу и искусство следует чётко разделять.

Оно может быть и про природу, но всё‑таки принадлежит культуре. На самом деле мне просто интересно говорить про климат. Мне нравится, что художник может быть вовлечён в коллективную дискуссию о путях спасения мира от глобального потепления, И мне хотелось бы узнать, что это значит — коллектив? Что значит работать вместе, невзирая на границы и разные области знания, дрейфовать от искусства к науке, от науки — к частной жизни, от частной жизни — к политике? Я верю в сотрудничество. И вся эта природа — не более чем повод к такому сотрудничеству с учёными, общественными деятелями и политиками.