XX век

,

Северные страны

,

Норвегия

,

Культурная политика

,

Паблик-арт

Норвежская культурная политика

Огромный бюджет на культуру, зрелищный паблик-арт, впечатляющие архитектурные проекты, гранты и стипендии художникам, — непонятно, откуда вообще в такой обстановке могут взяться конфликты и противоречия в области культурной политики. Однако в Норвегии они всё‑таки возникают. Понятно, что узнать эту систему по‑настоящему можно, только проработав в ней много лет. Однако и во взгляде со стороны есть свои преимущества, поскольку он выхватывает не столько сложности или успехи, сколько то, что могло бы быть полезным для нас самих

№ 2 (601) / 2017

Миккель Веттре. Дождевик гоблина. Инсталляция при входе в полицейский участок Флурё, 2010
Алюминий, 225 × 100 × 70 см

Национальное и местное

Сейчас Норвегия может похвастаться чуть ли ни самой большой в мире долей бюджетных расходов на искусство, но причиной тому не столько добрая воля политиков, сколько обстоятельства, при которых складывалось нынешнее исключительное благосостояние страны. Время формирования прогрессивной культурной политики — это эпоха после 1969 года, когда на шельфе Норвежского моря нашли нефть. В 1974‑м начались беспорядки среди художников, поскольку их ремесло не приносило ровным счётом никакого дохода. К этому моменту Министерство культуры уже обладало достаточными средствами, чтобы начать разработку системы финансирования культуры, которая позволила прийти к компромиссу с протестующими.

Эйвинд Блакер. Дино. Скульптура на аэродроме Аннойя, архипелаг Вестеролен, 2013
Алюминий, 340 × 700 × 127 см

Смысловой доминантой национальной культурной политики стала идея о необходимости включить в культурные процессы абсолютно всех жителей страны. Это означало, во‑первых, дать самым разным людям возможность участвовать в обсуждении арт-проектов, а во‑вторых, всячески это участие стимулировать. Когда в Норвегии говорят о доступности искусства, чаще всего имеют в виду не культурный разрыв между богатыми и бедными и не дополнительную аудиторию, которую надо приучать ходить в музеи, а удалённые от столицы посёлки, где ни о каких музеях в 1970‑е годы не было и речи. Быстро построить хорошие галереи в каждой деревне невозможно, так что решением проблемы доступности стала идея заказывать художникам проекты для региональных больниц, школ и офисов. В итоге одним из результатов протестной акции художников стала организация фонда финансирования паблик-арта KORO (Kunst i Offentlige Rom): со стоимости каждого государственного здания в фонд отчисляется определённый процент, который идёт на создание общедоступных произведений искусства для этих зданий и, следовательно, в карман художникам. Система оказалась невероятно эффективной, и большинство норвежских авторов до сих пор так или иначе вовлечены в эти проекты.

В Скандинавии всегда ценилась концепция местного продукта, но сейчас кажется, что понятие «местное» непрерывно сужается: в наше время это слово обозначает не страну, не регион и даже не город, а конкретный район или квартал

Чуть раньше была изобретена система путешествующих выставок, концертов и спектаклей. Она тоже работает до сих пор — вообще, нельзя не заметить, что практически все решения сорокалетней давности остаются в силе. Что действительно изменилось — так это противопоставление столицы и регионов. Когда система культурной политики Норвегии только разрабатывалась, творческий продукт производился в Осло, а потом распространялся по стране; художники, которым заказывали проекты, были исключительно столичными, театры и оркестры тоже. За сорок лет в регионах удалось выстроить инфраструктуру искусства, у местных муниципалитетов образовались свои бюджеты на культуру, и все признают, что арт-проекты севера Норвегии очень сильны. В Скандинавии всегда ценилась концепция местного продукта, но сейчас кажется, что понятие «местное» непрерывно сужается: в наше время это слово обозначает не страну, не регион и даже не город, а конкретный район или квартал. И на это местное тут смыкается абсолютно всё.

Перспективы рынка

Четыре года назад состоялись очередные выборы в норвежский парламент, по итогам которых Рабочая партия, долгое время остававшаяся у руля страны, оказалась самой большой фракцией, но не получила парламентского большинства. Количество мест у консерваторов, напротив, резко возросло, и новый парламент захотел внести изменения в существующую модель. В частности, в систему стипендий и грантов художникам, а также стимулировать приток денег в культуру со стороны частных инвесторов, чтобы не всё финансирование ложилось на плечи государства. Проще говоря, расходы на культуру планировалось сократить, а художников стимулировать активнее включаться в рыночные процессы — по крайней мере, так это было воспринято.

Андерс Слетволд Муе. Напротив горных огней. Световая инсталляция на входе в здание Управления полиции коммун Эрста и Волда, 2015
Оргстекло, 450 × 3200 × 6300 мм

Необходимо учитывать, что арт-рынка в Норвегии практически нет: существует всего несколько крупных коммерческих галерей, и все доходы художников проходят через систему государственных институций. С точки зрения политиков, арт-рынок в стране всё‑таки должен был развиваться, но художественное сообщество отреагировало на инициативу крайне агрессивно. Признавая, что у социально ориентированной системы есть свои плюсы и минусы, арт-мир заявил, что его вполне устраивает существующее положение вещей. Директор Центра дизайна и архитектуры Труде Гомнес Угельстад рассказывает:

Протесты были огромными. В 1970‑е художники добились введения «гарантированного дохода». Эта система работает так: если у тебя был плохой год и ты мало заработал, тебе полагается финансирование, чтобы покрыть недостачу, но если год был удачным и твой заработок велик, избыток переносят на следующий год или же его получает художник, которому не так повезло. Этот гарантированный доход не столь велик, но это базовый уровень, на который ты всегда можешь рассчитывать. Один из недостатков этой системы состоит в том, что стипендию получают далеко не все, а небольшой процент художников. По-настоящему хорошая она, может быть, у десяти человек во всей стране. И когда к власти пришло более консервативное правительство, в официальных кругах победила точка зрения, что существующий порядок никак не стимулирует художников продавать больше работ официально, зато они прекрасно продают их на чёрном рынке. Тогдашний министр культуры попробовал было перераспределить государственные расходы, но протесты были столь велики, что ему ничего не осталось, как вернуть деньги в ту же кассу. Несмотря на то что получают стипендию не все, художники знают, что могут подать на неё заявку или что её получает кто‑то из их друзей. То есть даже если эта система не приносит реального дохода большинству, она остаётся символом социально ориентированного подхода — и люди начинают протестовать при любых возможных изменениях.

Пае Уайт. Метафольга. Занавес Норвежской национальной оперы в Осло, 2004
Тканый матовый хлопок, 2300 × 1100 мм

Наверное, это было бюрократической ошибкой — не объяснить художникам, как теперь будет функционировать система и в чём для них польза от изменений. Это вообще плохая идея — не объяснять. Например, что, продавая работы на чёрном рынке, вы не платите налоги, но ваша пенсия в результате будет невысока, и что несравнимо лучше зарабатывать больше денег и платить с них высокие налоги. Система гарантированного дохода означает, что ты не изучаешь рынок, а сидишь в своей студии и замыкаешься в себе. Хуже того, этого дохода не хватает для того уровня жизни, о котором мечтает большинство людей: ты не купишь на эти деньги машину, у тебя не будет своего жилья, ты не сможешь обеспечить семью. Поэтому большинство художников ищет подработку — даёт уроки в школах, например. Именно из‑за этого, на мой взгляд, большинство художников хочет продавать свои работы. Я‑то думаю, что новая система была бы лучше для них, но многие со мной не согласны. Что ж, это моё личное мнение. Опора исключительно на систему грантов хороша, если ты ещё молод и только закончил Академию. Твои работы почти ничего не стоят, но ты уже можешь арендовать студию, купить необходимые материалы. Примерно тогда же художницы заводят детей, и им нужна поддержка. Так что гранты невероятно важны. Но выходит, что те авторы, которые получают действительно большие деньги от государства, — они и так международные звёзды, и у них имеется прекрасный доход от иностранных галерей. То есть деньги идут не тем, кому они нужнее всего.

2017‑й — год очередных парламентских выборов, консервативные настроения в Европе сейчас сильны, так что стоит, вероятно, ждать продолжения этой истории. Однако сейчас большинство художников уже и так не ориентируются на стипендии от государства. Многие говорят: для того чтобы заявки приносили реальный финансовый результат, требуется систематическая работа над ними. Сам по себе статус норвежского художника не делает тебя преуспевающим членом общества. Скорее, наоборот, обеспечить себе приличное существование несравнимо проще в других сферах. Так что те, кто уже состоялся как автор или хотя бы начал заявлять о себе в международном контексте, стараются завести себе иностранную галерею и продавать работы с её помощью, а те, кто создаёт перформансы или работают со звуком, живут на гонорары от фестивалей и концертных выступлений. Тем не менее в программах по созданию произведений искусства в общественных пространствах по-прежнему задействованы очень многие.

Паблик-арт

Фонд KORO, который организует всё производство искусства для общественных пространств, тоже работает по системе грантов: можно или подать заявку на оформление одного из участвующих в программе зданий, или просто предложить свой проект — причём общественным пространством вполне может считаться программа на радио или интернет-сайт. Арендаторы доступных для публики зданий тоже могут заявить о своём праве на искусство, и тогда для их рабочего пространства будет организован конкурс проектов.

Оути Пьески. Дух долины. Инсталляции в новом крыле Саамского парламента в коммуне Карасйок, 2015
Шерстяные нитки, металлические прутья, 2700 × 2000 × 10 900 мм

Очень похожая система действует, например, в Нью-Йорке, и основная проблема, на которую горько жалуется её руководство, — необходимость получать одобрение буквально всех. Поскольку люди разные, то, что удаётся согласовать, оказывается нейтральным, банальным и абсолютно декоративным, то есть искусства как такового в этих проектах уже и нет. Норвежцы, разумеется, столкнулись с той же проблемой и буквально пару лет как начали реформировать свою систему. О нововведениях рассказывает Труде Шельдеруп Иверсен, старший куратор KORO:

Раньше мы создавали советы, куда входили работники того здания, где планируется проект, архитектор, застройщик и два специалиста по искусству. Вместе они решали, каким должно быть произведение, и проводили конкурс. Даже в этом случае мы не были застрахованы от протестов сотрудников учреждения. А с другой стороны, иногда вдруг оказывалось, что известнейшие художники с прекрасными портфолио начинают делать какую‑то ерунду, занимаются украшательством территории. Эта форма организации работы пришла к нам из 1970‑х, и она устарела. Последние три года мы действуем иначе. Вместо того чтобы всех спрашивать, чего бы они хотели, мы приходим и говорим: мы знаем, что вам нужно. На практике это означает, что мы приглашаем кураторов, а уж они проводят исследование пространства и контекста, выбирают художника и работают с ним. При этом мы не ограничиваем участие публики, мы привлекаем даже больше людей, чем раньше. Например, не только ректора института, который мог бы войти в совет, но и студентов. Они рассказывают о своей учёбе, о здании — но они больше не обладают правом решающего голоса. Окончательное решение остаётся за экспертами, которые теперь могут быть по‑настоящему профессиональны, и за художниками, которым больше не нужно притворяться декораторами. На самом деле времени теперь тратится даже больше: оно уходит на то, чтобы объяснить, что мы собираемся делать и зачем оно нужно людям, почему они смогут гордиться работой, которая у них появится. По правде сказать, три года не такой уж большой срок, чтобы появилось много готовых проектов, — это длительный процесс. Но проблем вроде поубавилось.

Сложности всё‑таки случаются — не столько с новой системой работы, сколько с конкретными произведениями паблик-арта. Наверное, самый болезненный конфликт развернулся вокруг мемориала событиям 22 июля 2011 года на острове Утёйя. Норвегия решила построить национальный монумент в память о террористическом акте в молодёжном лагере Рабочей партии, где Андерс Брейвик убил десятки студентов и школьников. Около года формировался комитет и продолжался конкурс. Победила работа шведского автора Юнаса Далберга, который предложил сделать сквозной разрез шириной в три с половиной метра в толще ближайшего к Утёйе мыса. Образ открытой раны самой земли оказался настолько впечатляющим, что проект был безоговорочно принят всеми членами комитета — двумя специалистами по искусству, представителем Рабочей партии, архитектором и делегатом от родителей погибших детей. Кого забыли спросить, так это местных жителей. Соседи будущего монумента, как выяснилось, не хотят глубокого канала, отрезающего от большой земли хорошо знакомый им мыс.

Юнас Далберг. Рана памяти. Проект мемориала жертвам теракта 22 июля 2011 года близ острова Утёия, 2017

За жителей вступились национальное телевидение и другие СМИ, после чего развернулось гигантское обсуждение на всю страну. Спохватившись, власти провели множество разъяснительных встреч с жителями, но было уже поздно. Сейчас всем страшно жалко проект, который действительно хорош, но сделать ничего нельзя. Проект планируют перенести на другое место, однако это означает, что всю работу придётся проводить заново.

Приглашённая KORO художница Ути Пьяске развесила под потолком тканые украшения, которые формой и цветом напоминают элементы саамского костюма, однако в вышине превращаются в стаю разноцветных птиц

Впрочем, в большинстве случаев все довольны. Например, в Норвегии очень пекутся об интересах коренных жителей севера страны саамов. Есть у них и собственный парламент. Два года назад для него было построено новое здание, в котором архитектурное бюро Stein Halvorsen arkitekter AS обыграло форму традиционного саамского жилища. Проект основан на пространственных иллюзиях: изнутри здание с огромными окнами кажется больше, чем есть на самом деле. Дело в том, что обычная постройка не вполне подошла бы людям, которые живут там, где всё просматривается на многие километры, и не привыкли находиться в небольших замкнутых помещениях. Приглашённая KORO художница Оути Пьески развесила под потолком тканые украшения, которые формой и цветом напоминают элементы традиционного саамского костюма, однако в вышине превращаются в стаю разноцветных птиц.

Книги и налоги

Главная организация, которая распределяет финансирование в сфере культуры, — это Норвежский совет искусств (Kulturrådet). Он был основан в 1965 году, причём тогда его главной задачей было спасение национальной литературы и языка: в то время практически никто в стране не читал норвежских авторов — издатели покупали зарубежные бестселлеры. Поиск средств на кампанию по реабилитации норвежской словесности привёл к удивительному решению: финансирование проекту обеспечили налоги, которыми государство обложило глянцевые журналы и жёлтую прессу. Мусорная продукция должна была буквально дать жизнь высокой литературе, стать этаким перегноем. Из этих отчислений и сложился фонд, куда издатели могли подать заявку на любую норвежскую книгу: если она получала поддержку, Совет искусств сразу выкупал значительную часть тиража, спасая издателя от рисков, и передавал полученные экземпляры в библиотеки. Конечно, и эта система тоже работает до сих пор. Сейчас деньги поступают уже из госбюджета, и с их помощью, по подсчётам Совета, порядка двухсот писателей могут жить только своим трудом — для маленькой страны это очень много. Другим свидетельством успеха программы является то, что процент норвежских читателей, выбирающих национальную литературу, один из самых высоких по Европе.

Йон Аудун Хауге. Вторжение. Мемориал жертвам цунами в Индийском океане в 2004 году, среди которых были и жители Норвегии. Установлен на полуострове Бюгдой в Осло, 2007
Норвежский лабрадорит, гранит, две скамьи из дерева и камня

Тем не менее при каждом оглашении списков победивших книг вся страна снова и снова обсуждает, что самых достойных опять не поддержали. Сами же представители Совета считают, что отбор мог бы быть и пожёстче и что популярные в народе авторы не обязательно так уж хороши. Из-за этих выплат издательский бизнес остаётся в Норвегии выгодным предприятием. Книжное пиратство распространено несравнимо меньше интернет-воровства музыки и фильмов, да и сами электронные издания, кажется, тоже: зачем красть или даже легально скачивать книгу, если абсолютно всё, что выходит в свет в стране, можно взять бесплатно в библиотеке в двух шагах от дома?

Финансирование проекту по реабилитации норвежской словесности обеспечили налоги, которыми государство обложило глянцевые журналы и жёлтую прессу. Мусорная продукция должна была дать жизнь высокой литературе, буквально стать перегноем

Конечно, сейчас спектр задач Совета искусств гораздо шире и затрагивает все стороны культурного процесса. Его директор Кристин Даниэльсен рассказывает, как всё это работает:

По-моему, главная проблема норвежской культурной политики состоит в том, что деньги — это единственное, что мы обсуждаем. Разговаривая друг с другом, мы вечно жалуемся, что культурный бюджет слишком мал. Но если трезво сравнить ситуацию с другими западными странам, он как раз велик — целых двадцать миллиардов крон, пусть это и меньше одного процента общего бюджета страны. Однако за пределами цифр в культурной политике тоже есть о чём поговорить, а у нас единственная проблема — кому денег дали, а кому не дали. При этом система финансирования культуры в Норвегии действительно, отличная. Сейчас объясню почему. Общий объём национального бюджета определяется в октябре, затем — отдельные статьи расходов. Но когда размер их установлен окончательно и эти деньги приходят к нам, уже никто из политиков не имеет никакого отношения к тому, как они будут распределены. Все решения принимают десять экспертов Совета искусств из разных частей страны плюс около двухсот специалистов в различных комитетах, отвечающих за разные сферы культуры. Мне кажется, тут есть чем гордиться.

Дизайн нематериальных вещей

Организация, регулирующая все процессы в норвежском дизайне и ремеслах, — это Центр дизайна и архитектуры DOGA (Norsk design og arkitektursenter), который относится к сфере ответственности не Министерства культуры, а Министерства торговли. В основе всех дизайнерско-архитектурных отношений лежит концепция, что именно от этой области зависит, какой страна станет в будущем. Причём это утверждение понимается буквально. Например, один из городских проектов подразумевает трансформацию исторических кварталов: жители жалуются на засилье магазинов марок масс-маркета и международных сетей, а дизайнеры, в свою очередь, просчитывают, как можно было бы убрать торговые моллы из центра или хотя бы перестать открывать новые. Во главе угла, конечно, поддержка местных брендов, но не столько одежды, сколько культуры, поскольку на старинных улицах должны разместиться офисы маленьких организаций. Речь идёт не столько о столице (там и так царит хипстерское процветание), сколько про небольшие города, где пока нет ничего, кроме Zara и H&M. Возвращать местную публику в центр города планируется не только финансовыми методами, дотируя модные кофейни. Необходимо изучать, как люди передвигаются по городу, где находятся школы и что должно быть рядом с ними. Требуется выстраивать систему так, чтобы в каждой узловой точке маршрутов с работы и за детьми открывались нужные магазины — то есть не те, которые сами хотели бы арендовать то или иное помещение, а булочные, библиотеки и крафтовые пивные в точно рассчитанных пропорциях. Таким образом, суть проекта состоит прежде всего в исследовании.

Ангела Барко-Барон. Райские деревья. Проект церкви в городе Хёнефосс, 2016

Ещё чаще понятие дизайна относится к нематериальным явлениям, то есть к дизайну услуг и процессов. Сплошь и рядом дизайнеров направляют в какую‑нибудь организацию, чтобы они продумали, как сделать работу в ней более комфортной. Например, такая команда дизайнеров взялась оптимизировать работу Университетской больницы Осло. Приглашённые специалисты начали с расклейки стикеров о потребностях пациентов — на обед отводится слишком мало времени, кровати стоят неудобно и об углы всё время бьёшься. А закончили они оптимизацией всей логистики внутри больницы, изменениями графика работы врачей и медсестёр, которые не успевают отдыхать. Главным же результатом стало сокращение времени ожидания результатов обследований: теперь пациентки с подозрениями на рак груди получают ответ за 48 часов, тогда как раньше этот период составлял 12 недель. Речь здесь не идёт о том, чтобы заваливать все проблемы деньгами: ввести в штат больше сотрудников или раздать всем денег на кафе и маленькие магазины. Скорее, дело в планировании, будь то непродуманный рабочий график, система коммуникаций внутри госпиталя или требующая изменения схема расположения магазинов в городе. В качестве основной цели подобных проектов DOGA провозглашает задачу сделать сотрудников всех этих организаций немного счастливее. Однако заказы на дизайнерские интервенции поступают от работодателей, то есть в данном случае от руководства больницы, а задача сотрудников Центра состоит в том, чтобы рассказать работодателям, что такая возможность вообще существует.

Йорис Стрийбос. ИзоСкоп. Свето-звуковая инсталляция на границу Норвегии и России. Часть проекта «Тёмная экология», 2015

Директор DOGA Труде Гомнес Угельстад понимает дизайн как способ внести больше осознанности в повседневную жизнь — в работу, в организацию свободного времени, в то, как человек понимает своё место в мире. Она говорит, что её основная задача — обеспечить дизайнерам, ремесленникам и архитекторам более широкий спектр возможностей внутри страны и за её пределами. Почти везде молодой архитектор, только что получивший диплом, довольно долго должен будет проработать в чужой команде, но Норвегия считает важным сразу давать новичкам возможность развивать свои проекты с нуля. Конечно, молодому архитектору дадут команду инженеров и конструкторов со стажем, чтобы новый дом не развалился на части из‑за неопытности автора проекта, но замысел будет принадлежать ему. Человек должен сразу почувствовать ответственность — предполагается, что именно так может родиться что‑то интересное.

В Норвегии, как и во всех северных странах, как мантра повторяется мысль: мы хотим быть местом встречи для разных людей со всех концов земли. Например, раньше DOGA проводил большие выставочные туры по разным странам, но потом было решено, что такая политика ничему не служит. Труде говорит:

Мы перестали делать гастролирующие выставки, поскольку нам никогда не угадать, что интересно людям, например, в Москве. Мы действуем иначе — приглашаем экспертов оттуда, всех знакомим, показываем им дизайн и архитектуру и позволяем им самим решать, что они хотели бы видеть у себя. То есть они сами всё курируют, а не мы ломаем голову, что им предложить. В долгосрочной перспективе — это гораздо лучше.

Уле Йорген Несс. Одичавший и потерянный. Инсталляция в тюрьме Осло, 2013
Бронза, 200 × 1000 × 10 000 мм

Туристические задачи, конечно, тоже решаются дизайнерско-архитектурными методами: один из самых амбициозных проектов — система национальных туристических дорог. Администрация общественных дорог Норвегии заказала архитекторам и художникам проект создания в самых зрелищных местах страны всей необходимой инфраструктуры — смотровых площадок, лестниц, зон отдыха, — так, чтобы она не контрастировала с природой, а подчёркивала её красоту: результат впечатляет даже на фотографиях. Тут бы и закончить рассказ рекламным предложением: «Приезжайте в Норвегию!». Однако вся система работы с культурой, конечно, сделана местными и для местных, и ощутить её преимущества, равно как и подводные камни, можно только изнутри.