Николас Серота: «Илья очень упрям»
О творчестве Ильи Кабакова с директором галереи Тейт Николасом Серотой поговорила английская журналистка Карен Райт. И главный вопрос в этой беседе, разумеется, о том, насколько по‑разному понимают русское искусство отечественная и западная аудитории
В середине или в конце 1980‑х, когда увидел их произведения, правда, не в Англии, а в континентальной Европе, во Франции, где значение их работ было оценено и признано заметно быстрее, чем у нас.
Что я действительно не мог забыть, так это рисунки, я смотрел их в разных выставочных пространствах, и они по‑настоящему меня заинтриговали. Но больше всего поразила работа о человеке, который улетел в космос прямо из своей квартиры. Лучшие произведения фиксируют разные болевые точки советской истории, и тут сразу же приходит в голову чудесная вещь, которую они сделали для «Документы» 1982 года — «Туалет».
Это удивительная работа, замечательное произведение, занимающее целую казарму, — то же самое или такое же здание, какое занимал Дэн Флэвин.
По-моему, когда произведения Ильи впервые стали экспонироваться на его Родине в конце 1980‑х — начале 1990‑х, российские зрители спрашивали себя, что именно из нашего образа жизни или состояния общества Кабаков пытается запечатлеть и тем самым сохранить. Что представляется ему таким современным, хотя внешне и отсылает к неопределённым сороковым или пятидесятым? А западная аудитория сочла, что он запечатлевает страну, которая стремительно становится своим же прошлым. И сегодня это выглядит столь же чуднό, как малолитражка «Трабант» из ГДР.
Она выставлялась, когда галерея Тейт только открылась. Всё дело в том, что многие работы Кабаковых очень велики по размеру, они работают в масштабе среды. Но для меня важно выставить эту инсталляцию, поскольку творчество Кабаковых — веха в искусстве 1980‑х и 1990‑х. И в новом здании Тейт Модерн «Лабиринт» будет экспонироваться.
Эта вещь немножко связана со школьным помещением в городе Марфа, это тоже официальное учреждение. Инсталляция очень точно зафиксировала советское общество и его структуру в определённый момент. Нам потому и хотелось приобрести в коллекцию вещь этого периода, потому что она одновременно и схватывала время, и полностью отражала творчество Кабакова.
Думаю, что к тому моменту российская аудитория видела мало произведений с мощным концептуальным подтекстом, и это справедливо не только по отношению к Кабакову, но и к художникам, работающим с камерой, таким как Борис Михайлов. Зато и Михайлов, и Кабаковы, а изначально Илья Кабаков, очень ясно представляли себе, как развивалось искусство за пределами России после 1920‑х. Мне кажется они особенно внимательно отнеслись к событиям 1968—1969 годов и сумели разработать свой независимый авторский язык, отсылающий к этим событиям и в то же время уводящий наблюдателя совсем в другое пространство. Этот язык сочетает в себе и наблюдения за жизнью советского общества, и мощную концептуальную основу. Например, в тот период людей неизбежно волновали бытовые условия. И конечно, в этом времени есть и положительные, и отрицательные стороны. Упор делался на отрицательное, но в российском обществе того времени была возможность получить замечательное образование, были научные перспективы, хотя одновременно существовали серьёзные ограничения творческой свободы.
В них есть удивительная детскость: что‑то сказочное, даже басенное, поскольку басня — это сочетание напряжённости, конфликтности и юмора повседневной жизни. И, по‑моему, в работах Кабаковых это очень заметно.
Они добились признания, но, я считаю, по собственной воле покинули эпицентр событий в мире искусства. Мне мало что известно об их творческих отношениях, но, вероятно, Эмилия помогает Илье обрести определённую уверенность в себе и способность заниматься масштабными проектами. Художнику часто живётся одиноко, а крупные проекты всегда требуют команды. В этом легко убедиться, заглянув в студию Аниша или Энтони, если говорить о британских художниках. По-моему, в последние годы роль всей творческой команды для Ильи исполняет именно Эмилия.
Илья очень упрям. Он и правда крайне целеустремлённо воплощает свои идеи.
Очень символично и ещё раз подтверждает тот факт, что искусство в России до сих пор сохраняет своё значение.
В «Гараже» многие видят для себя потенциальную московскую площадку, он становится общественно значимым местом. Это означает, что и мы, и другие учреждения смогут сотрудничать с ним, хотя на данный момент у нас нет конкретных планов. Скорее всего, мы увидим больше русского искусства и Кабаковых в будущем.