Николай Полисский

Художник, самый известный в России представитель ленд-арта, руководитель международного фестиваля ландшафтной архитектуры «Архстояние». Большинство работ находятся в деревне Никола-Ленивец

Николай Полисский, художник:

Всё это осталось. Однако эту работу с жителями нужно сравнивать не с музейным искусством, а с художественными промыслами, — а они обязаны кормить своих мастеров, поэтому и я никогда не сопротивлялся тому, чтобы люди улучшали своё материальное положение. Наоборот, мне всегда хотелось, чтобы искусство не только помогало обустраивать жизнь эстетически, но также и помогало людям просто жить. Ведь во всем мире искусство — это нахлебник. В Советском союзе художникам постоянно говорили, что они паразиты на теле трудового народа. А в Никола-Ленивце как-то получилось, что искусство помогает людям зарабатывать. Сельское хозяйство здесь закончилось, и никто не собирается его в ближайшее время поднимать, хотя мне бы и хотелось, чтобы здесь развивалось фермерство. А искусство вдруг даёт людям жить. Вот и губернатор построил сюда дорогу, и я уверен, чтобы если бы к нам не приезжало так много людей и они бы не ругались так сильно в соцсетях, что в Никола-Ленивец невозможно нормально добраться, власть бы не отреагировала и никакой дороги бы не было. Мы бы никогда не смогли себе позволить построить её сами — это очень дорого.

Жители деревни все здесь, они участвуют в нашей работе, занимаются в Никола-Ленивце кто чем хочет. Правда я думал, что побольше людей захочет заниматься искусством, но что делать — процент художников всегда был невелик. Люди в основном тяготеют к каким-то нормальным профессиям, например, к строительству, гостиничному бизнесу. Но некоторые помогают мне в работе, а кто-то развивает промыслы. Например, Костя Фоминов гиперактивен, он руководит здесь своими одноклассниками во всяких строительных работах, вырастил достаточно серьёзный командный состав. Дима Мозгунов работает как самостоятельный художник. Витя Матковский с группой помощников работает со мной, фактически он мой соавтор. Дело в том, что если бы не наш проект, все эти люди отсюда бы уехали, никого бы не осталось. Многие и правда уехали в ближайшие города, но сейчас работают не там, где живут, а у нас. Мне раньше говорили, надо пригласить сюда разных художников жить, дескать «у тебя будет деревня художников», но это же невозможно, напихавшись как крысы в бочку, эти художники бы друг друга сожрали.

Боже упаси думать, что я какой-то благородный рыцарь, который хотел облагодетельствовать деревню, просто оно так само получилось. Художник ведь это эгоистическая дрянь, которой все должны только помогать, кто-то давать деньги, кто-то буквально физически помогать, но в какой-то момент я понял, что-то, что я делаю, кому-то может быть нужно. И жители деревни сами стали ко мне приходить, мы начали что-то вместе делать, потом появился фестиваль, приехали другие художники, и сейчас у нас огромный конкурс.

Так что процесс всё-таки идёт. Может, он не такой красивый, как мне бы как художнику хотелось, но я за ним наблюдаю. Конечно, как и любой художник, я чистоплюй, нас всех раздражает и бесит, когда в наши проекты привносят что-то чужое. Раньше я строил башню из сена — потом мы её сжигали, лепили мы снеговиков — они таяли, а сейчас приезжают архитекторы и говорят: «реставрируйте мое произведение». Раньше я не боялся, что на следующий год чего-то не сделаю, и никогда ничего не просчитывал. И меня сейчас ругают за это. Но если бы я всё просчитывал, то никогда бы ничего не сделал. А ввязавшись в драку, уже как-то потихонечку выруливаешь. Я нарушал и нарушаю все каноны — и правильно делаю. Зато я придумал то, что сейчас живёт и развивается помимо меня — и меня это греет и радует. Мы пытались рисовать для Никола-Ленивца генплан — получается так же формально, как во всех парках мира, от которых меня тошнит. Мы делаем по-другому, я ставлю большие объекты, которые руководят пространством вокруг, и они складываются вместе как пазл.

Мой личный проект художника продолжается, меня приглашали и во Францию, и в Японию, и в Якутию, я работал и в Переделкино, но в Никола-Ленивце я сейчас остаюсь только в качестве художника, а проект тащит новое поколение. И я считаю, что правильно сделал, передав власть молодёжи, они энергичнее, лучше знают, что нужно людям, которые сюда приезжают. Качество произведений вроде остаётся высоким, и то, что сюда с радостью приезжают совсем молодые люди — это удивительно. Сейчас я беседовал с двумя молодыми людьми, которые собираются тут создавать метавселенную, и эта метавселенная вполне может существовать в Никола-Ленивце рядом с грядками с картошкой.

Еще очень важно здесь то, что мы живы уже столько лет. А ведь столько было разных начинаний, которых уже нет. И мне кажется, это связано с тем, что я угадал со временем, с десятилетием, когда эта земля никому не была нужна в начале двухтысячных. Ни до, ни после художнику никто не позволил бы так развернуться. Вначале у нас не было никаких денег, это был проект одного художника. Однако я думаю, что когда вещь придумана правильно, она начинает обрастать дополнительными опциями, и всё у нас потихонечку завертелось, начался фестиваль «Архстояние», и сейчас я даже начинаю бояться, что люди здесь не поместятся — гостиниц уже не хватает.

Тем временем, оказалось, что искусство очень неплохо взаимодействует с природоохранной деятельностью. Здесь же у нас национальный парк — и раньше его представители были резко против того, что у нас творится, а теперь поняли, что искусство не портит природу. И я точно знаю, что за время стояния моего «Маяка» на эту природу посмотрели на сотни тысяч людей больше, чем если бы этого маяка не было.

Раньше я думал, что существует чистое искусство для образованной элиты, когда его заказывают, например, цари, фараоны или религиозные власти. А сейчас убеждён, что заказчиком искусства всё же выступает народ, особенно это касается искусства, которое стоит не в музее или галерее, а на улице. Оно должно прочитываться интеллектуальной молодёжью, но и бабушками с внуками тоже. Когда советские искусствоведы говорили, что искусство принадлежит народу, мы все смеялись. А сейчас я понимаю, что так оно и есть, к нам буквально приезжает народ, привозит маленькую мзду, на которую можно что-то делать. И я понял, что если хочешь, чтобы это развивалось, нельзя быть чистоплюем.

Я всем говорил, что строю здесь рай, но к этому надо немножко с юмором относиться — рая на земле нет. А потом что-нибудь такое жахнут, вокруг ужас-ужасный, мир летит в пропасть, и ты уже думаешь, зачем ты всё это делал, кому нужно это искусство. Но я не склонен отчаиваться, надо же всё равно что-то делать. И лучше что-то хорошее.