Les ateliers bermuda — это пространство где мы и живём, и работаем, этим оно отличается от большинства кооперативов художников, потому что обычно такие кооперативы подразумевают общность мастерских, а вот живут художники в других местах. Мы же постоянно находимся вместе, работаем и живём в общем здании.

Когда мы решили объединиться, нам всем было по 30−40 лет, то есть мы уже не были молодыми художниками, за плечами у каждого были резиденции, выставки, разные проекты. Однако нам был нужен коллективный инструмент, который позволил бы нам стать более сильными, независимыми от институций и их ограничений, чтобы продолжать нашу художественную практику. То есть идея буквально состояла в том, чтобы создать общее пространство, которое бы стало нашим инструментом. Нам хотелось, чтобы у каждого из нас была своя студия, но чтобы мы также могли приглашать других художников поработать и пожить у нас. Также у всех участников нашего коллектива был опыт политического активизма, мы все были в разной степени вовлечены в левое или анархистское движение. Поэтому нам также хотелось переосмыслить сам процесс создания искусства, организовать его иначе.

Наше пространство Les ateliers bermuda находится почти что на границе Франции и Швейцарии, но на французской стороне, так что внутри местной системы арт-институций у нас есть свои особенности. Во-первых, мы собственники и нашего здания, и земли, на которой оно находится. Мы вскладчину купили участок и сами построили дом, это большая редкость во Франции. Здесь не более 1% художников владеют пространствами, где работают. Вторая особенность — это как раз то, что мы сами строили свой дом, ведь сейчас большая часть арт-пространств в Европе — это бывшие заводы и фабрики, но в нашей части страны попросту нет индустриальных зданий, которые могли бы быть приспособлены для культурных целей. История Bermuda началась, когда двое художников Макс Бондю и Гаэль Гриве попытались найти какое-нибудь заброшенное пространство для мастерских, но у них ничего не вышло. Однако параллельно с поисками они также работали над выставкой «Le Principe Galápagos» в Palais Tokyo о том, как окружающая среда влияет на искусство, которое в ней создаётся, выставка была вдохновлена работами Дарвина о природном мире Галапагосских островов, то есть речь шла о том, что наше творчество тесно связано с социальным, географическим, местным контекстом. Макс и Гаэль много размышляли об этом и пришли к выводу, что нужно строить своё пространство с нуля, чтобы оно полностью отражало потребности людей, которые собираются в этом пространстве жить и работать. В 2016-м они также познакомились с Томасом Муйоном, молодым архитектором, который работал в этом регионе. Это была поистине судьбоносная встреча, ведь они вместе решились на авантюру с постройкой, не имея ни денег, ни команды, и всё-таки стали придумывать архитектурное решение. Вскоре они встретились с тогдашним мэром Сержи, того городка, где мы сейчас находимся. Этот мэр, бывший инженер в ЦЕРН, очень хотел, чтобы в городе поселились художники, и помог им приобрести небольшой участок. Так что в 2016 году Макс и Гаэль начали собирать кооператив художников, так я с ними и познакомилась. Два года мы искали деньги, обсуждали строительство, потому что я, например, совсем не строитель, я умею проводить исследования и перформансы. Из нас только Максим и Гаэль, которые знали друг друга со времен учёбы, примерно представляли, как организовать строительные процессы. В итоге, наша стройка продолжалась до 2022 года (в 2021 м мы закончили общественные пространства, годом позже наши личные), и на всё это долгое время нам пришлось отодвинуть наши карьеры подальше и полностью сосредоточиться на работе над домом.

Наше нынешнее пространство состоит из четырех блоков, два из них — это Atelier Logement, то есть наши мастерские и квартиры, где мы, пятеро основателей проекта и двое наших детей, постоянно живём и работаем. Два остальных блока — это наши общие пространства, в одном находится огромная мастерская, где можно работать с деревом, металлом и керамикой, там же студия для звукозаписи и обработки видео, общая кухня, комнаты для наших резидентов и общие пространства для них. Сейчас там работают шесть художников и один эколог. Мы также ищем финансирование, чтобы содержать арт-резиденцию, просим поддержки у общественных фондов и региональных властей. Художники, которые к нам приезжают, не платят нам денег, наоборот, мы оплачиваем их расходы на подготовку проектов. Например, в этом году мы принимали ребят, которые работали с младшими школьниками из нашего города. Эти художники работают со звуком, и они предложили детям написать сказки, где действие происходит в лесу, а потом вместе с ними вышли на природу и записали звуки, которые подходят к этим текстам. Потом мы выпустили виниловые пластинки со сказками и звуками окружающего леса, а также сделали радиошоу. Обычно мы так и поступаем — приглашаем художников, которые работают в рамках социально-ангажированных искусств и могут что-то сделать для территории, где мы находимся.

Один из наших первых проектов назывался «Маленький лес». Буквально за нашим садом находится поле, где фермеры выращивают овёс, и эта земля фактически убита пестицидами и другими химическими удобрениями. Мы хотели купить участок и вернуть его к жизни, вырастить там лес. К сожалению, местные власти сначала согласились, а потом состав городского совета изменился, и проект буквально повис в воздухе, пока мы не знаем, удастся ли его когда-нибудь реализовать.

Тем не менее, у нас нет задачи быть арт-центром, который бы работал с местным контекстом и ориентировался на жителей. Наша цель в том, чтобы поддержать художественную практику тех людей, которые основали Bermuda и ребят, которые приезжают к нам в резиденцию, ведь по большему счету мы и учреждали этот кооператив, чтобы иметь возможность спокойно работать, а не писать бесконечные презентации своих проектов. А для местных жителей мы хотим просто быть хорошими соседями. Например, каждую первую субботу месяца к нам можно прийти и узнать, чем мы занимаемся, это наш день открытых дверей. Но кроме того, наши дети ходят в местную школу, мы живём в этом регионе и работаем здесь, поэтому мы участвуем в жизни местного сообщества. А чем мы можем быть полезны? Раз мы художники, то наши инструменты — это наше искусство, поэтому мы и придумали проект «Маленький лес». Когда мы увидели фермера прямо перед нашим участком, как он использует множество химических удобрений, то поняли, что все эти пестициды потом попадают в ручьи и затем отравляют всю землю вокруг. Мы собираемся жить в этом месте долго, поэтому мы начали общаться с мэром, с соседями, пробовать искать гранты, чтобы осуществить арт-проект, который рассказывает о наших отношениях с почвой, с землёй, на которой мы живём.

На самом деле во Франции сейчас разворачивается огромная дискуссия о роли арт-пространств, организованных художниками в деревенской местности. Полагаю, что эта дискуссия началась сразу после кризиса, вызванного пандемией. Многие люди, и среди них художники, переехали в деревенские районы Франции, при том, что центром культурной жизни был и остаётся Париж. Однако с этого момента всем стали интересны арт-пространства, основанные художниками в провинции, стали говорить, что это ключевой элемент в культурном развитии регионов, что они создают социальные связи между жителями, объединяют людей. В общем, возник тренд на поддержку таких пространств на общенациональном уровне и на уровне больших художественных институций. С другой стороны, положение этих маленьких арт-пространств за пределами центральной Франции далеко от идеального. Для центра всегда была актуальной левая повестка, а последние выборы в парламент ясно показали, что регионы поддерживают националистов. Они закрыты для современного искусства и для художников, которые пытаются говорить о гендерных вопросах, о деколонизации, да и вообще на политические темы. На прошлой неделе у нас была большая встреча в Париже, организованная Национальном центром изобразительных искусств, как раз посвященная положению арт-центров, управляемых художниками. И в процессе обсуждения стало понятно, что это общие трудности: на национальном уровне такой тип институций считается очень важным, нас поддерживают, но в рамках этой поддержки рассчитывают, что мы будем отталкиваться от специфики тех территорий, где работаем, чтобы создавать искусство, обращающееся непосредственно к жителям, затрагивающее важные для них темы. И я не знаю, что здесь сказать, поскольку сама люблю подобное искусство и предпочитаю его всем остальным видам, никак не связанным с тем местом, где оно создаётся. Но многие из участников нашей встречи говорили, что вне зависимости от того, какое искусство они создают, какие практики и формы используют, их соседям оно совершенно неинтересно, они всё равно не придут в этот центр на мероприятия. С ними сложно говорить. С ними сложно создавать какие-либо «связи». Тогда зачем, — спрашивают художники, — нам нужны ограничения и предписания, какого рода искусство нам делать? И я не знаю, как бы я ответила на этот вопрос, поскольку сайт-специфичное искусство для меня всегда сопряжено с политическими вопросами, мне сложно воспринимать его иначе. Но также мне кажется нужным искусство, которое может быть никак не связано с местной ситуаций, но которое способно дать людям какой-нибудь совершенно новый опыт. Например, когда я иду в кино, мне хочется посмотреть фильм про места, которые я совершенно себе не представляю, и узнать что-то новое. И искусство тоже на это способно. Может, это пессимистичный взгляд на вещи, но мне кажется, что мы всегда пытаемся при помощи искусства что-нибудь починить, например, исправить общество, объединить людей, поправить испорченные отношения между ними, а это гораздо сложнее, чем кажется. И это актуальная проблема и в Европе, и в России — общество очень поляризовано, раздираемо конфликтами. В прошлом году во Франции стало понятно, что мы не можем говорить, что хотим, что во многих местах критическое мышление криминализировано. Поэтому в Bermuda мы хотим быть друг другу, прежде всего, хорошими соседями, поддерживать друг друга как люди, живущие вместе, не как художники, потому что справиться со всеми этими вопросами не так уж легко.

Когда я писала диссертацию, то сравнивала Les ateliers bermuda с другим похожим пространством, которое называется La Déviation и находится в пригороде Марселя, в 15−20 минутах езды из центра. На самом деле эти две институции очень отличаются, поскольку ребята в Марселе постарались вернуть к жизни брошенное заводское здание и превратить его в культурный центр, где будут развиваться изобразительное искусство, театр, танец, кино и музыка. Они тоже живут в своём пространстве, но значительно более радикальны. Например, у них одна кухня на всех и общая ванная, как в сквоте или даже как в политическом сквоте. Их организация подразумевает, что все резиденты обедают вместе, то есть если ты живёшь в La Déviation, то как минимум раз в неделю готовишь на двадцать человек, участвуешь в коллективных уборках, и твоё личное расписание подчинено коллективному распорядку дня. Мы в Bermuda стараемся, чтобы каждый смог сохранить свой собственный ритм жизни. Может, у них более сплочённое сообщество, однако мы стараемся быть вместе, но каждый на своих собственных основаниях, чтобы наше пространство было инструментом, при помощи которого каждый мог бы достигать собственных целей.

Я сравнивала две наших истории. В обоих случаях, и в Bermuda и в La Déviation, группа художников решает создать пространство, чтобы жить и работать вместе, но участники группы вдруг обнаруживают, что в основном занимаются чем-то ещё, а не искусством: строительством, электропроводкой, сантехникой, решают проблемы домохозяйства, все эти занятия отвлекают их от того, ради чего они создавали свой коллектив, то есть от искусства. Для обеих групп работа над общим пространством была трудным периодом, нам всем было непросто его пережить, сложность состояла в том, чтобы продолжать оставаться коллективом. И в диссертации я рассматривала, как по-разному обе команды преодолевают похожие трудности. В основном, споры касались неравноценного участия в общих работах: кто-то из художников всегда находился на строительной площадке, другие там вообще не появлялись. Ведь никто никого не может заставить, тем не менее, все хотят сохранить коллектив, и я смотрела, как мы решаем свои проблемы и как это делают они в Марселе.

На самом деле большинство людей, с которыми я разговаривала в 2021 году, во время работы над диссертацией, уже покинули La Déviation. Эта организация, действительно, навязывает людям общий ритм, общий путь, и людям с этим сложнее справиться, это пример сообщества, где все участники должны по сути стать одинаковыми и соответствовать единой норме, что сложно, даже если это радикально левая норма, которую они все поддерживают. Такая жизнь не может продолжаться долго. Конечно, она может стать ценным опытом, который поможет выстроить прочные отношения между людьми, и это сработает в какой-то момент — во время революции, какой-то общей акции, но это сложно длить на протяжении долгого времени, поскольку подобный подход требует слишком многого от человека. И напротив Bermuda — это попытка выстроить систему, где все будут вместе, но каждый на своих основаниях, и мне кажется, это лучший способ быть вместе. Причём быть вместе и в то же время быть по отдельности, быть разными. Конечно, это тоже сложно, поскольку велик риск потерять то, что нас объединяет. Наш подход более либеральный, в смысле деполитизации общего. Мы стараемся поддерживать нашу коллективность и думаем, что забота о нашем доме, о саде может быть объединяющими практиками, что это тоже способ поддерживать чувство коллективности.

При этом La Déviation — это более крупный коллектив, где собралось множество разных людей. Я бы выделила две тенденции внутри этого сообщества. Есть люди, которые вообще не заботятся о том, чтобы поддерживать отношения со своим районом, городом, соседями. Их цель в том, чтобы общее пространство позволяло членам коллектива оставаться художниками, создавать хорошее искусство и спокойно работать. По-моему, это достаточно модернистский подход к искусству. Другая часть группы, наоборот, хочет поддерживать отношения с окружающим миром и использовать искусство как политический инструмент, способ переосмыслить то, как мы можем жить рядом, как нам организовать совместную жизнь. Так что внутри их сообщества всё время шли споры на эту тему. Кроме того, они дискутировали по весьма практическим вопросам, ведь за шесть лет своего существования они ни разу не попросили ни о какой поддержке государство или общественные фонды. Члены La Déviation, действительно, живут на свои доходы и поэтому поддерживают большую публичную активность, проводят концерты, вечеринки, предоставляют своё пространство в аренду для различных мероприятий. И они много спорят о том, что можно делать, а что нельзя. Например, часть группы предлагала провести регги-вечеринку, чтобы заработать денег, поскольку в том районе музыка регги очень популярна, но остальные сказали, что регги — это вообще не искусство, поэтому мы не можем включать эту музыку в свою программу. Пандемия стала для них очень странным опытом, потому что во Франции все культурные центры вынуждены были закрыться, то есть художники из La Déviation лишились всех возможностей заработка на многие месяцы, им пришлось переосмыслить свою жизнь и свою деятельность. В конце концов они основали булочную и стали печь ремесленный хлеб, у них было мало денег, поэтому они стали приглашать к себе жителей ближайших домов, которые хотели заняться выпечкой, сейчас эта инициатива переросла в комьюнити-проект, в котором художники пекут хлеб со своими соседями и продают его. Они проводят еженедельный фермерский рынок, куда приглашают соседей продавать овощи и пироги. Так что они пришли к созданию комьюнити вместе с соседями и к новому типу пространства, которое больше не сконцентрировано только на искусстве, потому что всё-таки продажа еды — это не театр и не скульптура, это больше похоже на работу, которая позволяет художникам заработать себе на жизнь.