В 2011 году я возглавила Кунстхалле Тенста — это арт-центр в пригороде Стокгольма, и, полагаю, будет нелишним рассказать, что это за место, прежде чем говорить, чем мы там занимаемся. Район Тенста был построен между 1967 и 1972 годами в рамках жилищной программы, инициированной шведским правительством в начале 1960‑х. Жилищные условия тогда были всеобщей головной болью, поскольку даже в столице считалось совершенно обычным жить без ванной комнаты и с туалетом во дворе. По этой программе по всей стране был построен миллион квартир хорошего качества и со значительно лучшими условиями. Тенста со своими пятью тысячами квартир стал самым большим микрорайоном, возникшим благодаря программе: сейчас там живут двадцать пять тысяч человек. Он находится на северо-западе Стокгольма, довольно далеко от центра: туда нужно ехать двадцать пять минут. При этом девяносто процентов населения — это эмигранты, в основном из Восточной Африки и с Ближнего Востока. Это означает общий низкий доход, высокий уровень безработицы и то, что жители Тенсты очень молоды. Нужно понимать, что районы Стокгольма сильно отличаются, проще говоря, центр города белокожий и благополучный, а пригороды — цветные и бедные.

Когда я пришла в кунстхалле, мы стали работать с самым сложным и самым передовым искусством, которое только есть на международной арт-сцене. Но мы стараемся представить его так, чтобы оно обрело смысл для жителей бедного эмигрантского района

Кунстхалле в Тенсте появился благодаря одному местному художнику и его друзьям, которым посчастливилось получить денег на этот проект из городского бюджета. Арт-центр разместился в складских помещениях под торговым центром, в команде всего шесть человек, и наша задача, с одной стороны, работать с международным современным искусством, а с другой — быть интересными тем людям, которые живут в этом районе. В кунстхалле были разные руководители, и все понимали эту задачу по‑разному. Когда пришла я, мы стали работать с самым сложным и самым передовым искусством, которое только есть на международной арт-сцене. Но мы стараемся представить его так, чтобы оно обрело смысл для жителей бедного эмигрантского района. То есть мы постоянно сотрудничаем с потрясающими художниками, которые или создают для нас новые произведения, или дают уже готовые, организуем групповые выставки, много семинаров и кинопоказов. Но также очень много общаемся с жителями и местным сообществом в целом. И по‑моему, у нас получилось организовать место встреч для большого количества людей.

У нас есть кафе, которым управляют три брата, родившиеся в Швеции и выросшие в Тенсте, но родители их — из Эфиопии, и они приятельствуют со всеми молодыми людьми в округе. Мы стараемся, чтобы все виды деятельности центра начинались с арт-проектов. Например, «Лингвистическое кафе» проводится два раза в неделю для людей, которые хотят попрактиковаться в шведском, но не могут пойти в официальную школу, потому что пока живут нелегально и не получили необходимых бумаг. Но это кафе — часть арт-проекта «Безмолвный университет» Ахмета Ёгюта, стартовавшего в 2012 году. Этот художник родился в Стамбуле, но живёт в Берлине. Он открыл «Безмолвный университет» сначала в галерее Тейт Модерн, но там он долго не продержался. Потом были попытки в Афинах и Берлине, но именно в Тенсте проект пришёлся по-настоящему ко двору и продолжается уже пять лет.

Думаю, наша миссия отличается от того, что делают другие центры современного искусства, да и работаем мы по‑другому. Однако друзья и последователи в Стокгольме у нас есть. Мы разные, но мы разделяем любовь к современному искусству и желание сформировать сообщество жителей вокруг своих кунстхалле. Мы даже создали небольшую сеть арт-центров в пригородах Стокгольма, назвав её «Братство арт-центров» (Sibling Art Centres), но и в других частях мира партнёры у нас тоже есть. Началось всё с того, что, став директором, я впала в панику, не только из‑за сложности задачи, но и потому, что мне совершенно не с кем было поговорить о своих проблемах. Коллеги не понимали, что вообще значит работать в районе типа Тенсты, какие надежды возлагают на нас руководители муниципалитета, СМИ, да и сами жители. И я подумала о том, что в мире есть организации такого типа — Showroom в Лондоне, Casco в Утрехте, Centro Dos De Mayo в пригороде Мадрида, Les Laboratoires d’Aubervilliers на выселках Парижа. Мы все объединились в сеть, назвав её «Кластер». Их сотрудники и стали теми коллегами, с которыми я могу обсуждать свою ситуацию, наши общие сложности и успехи. Мы даже опубликовали об этом книгу Cluster: Dialectionary.

Молодые люди, чьи семьи приехали из Бангладеш, но сами они выросли в Швеции, не хотят быть похожими на родителей, не хотят перенимать их привычки, жизненный уклад или политические убеждения. Они конфликтуют со старшим поколением, которое пытается их контролировать. Однако им нужно выстроить какую‑то свою идентичность, отличную от родительской, и какое‑то своё сообщество

Всё всегда начинается с искусства, искусство — это сердце и ум того, что мы делаем. Мы ищем, что общего может быть у художников и их работ с нашим центром и жителями района. Это общее исходит из содержания работы, способа, которым она живёт. Мы пытаемся включить её в наш местный контекст. Например, так, как это получилось с «Лингвистическим кафе». Другой вариант — наша нынешняя выставка Наима Мохайемена. Центральный её объект — фильм 2012 года «Объединённая красная армия» — рассказывает о леворадикальных движениях в Бангладеш. При помощи этой работы мы соприкоснулись с двумя группами: с общественной организацией, объединяющей выходцев из этой страны, и с молодыми людьми, чьи семьи приехали из Бангладеш, но сами они выросли в Швеции. Они не хотят быть похожими на родителей, не хотят перенимать их привычки, жизненный уклад или политические убеждения. Они конфликтуют со старшим поколением, которое пытается их контролировать. Однако им нужно выстроить какую‑то свою идентичность, отличную от родительской, и какое‑то своё сообщество. Так вот, благодаря фильму они могут начать говорить об этом между собой.

Мы организовали несколько дискуссий по фильмам Наима — вот второй способ, каким мы работаем. А третий — это, например, наша недавняя выставка художницы Наташи Садр Хагигян, которая живёт между Берлином и Тегераном. Выставка называлась «Масло в огонь» и представляла собой отапливаемый дворик с сиденьями и красными пледами, на которых были напечатаны фотографии, сделанные свидетелями полицейского насилия. Большинство снимков отражали жестокие действия полиции по отношению к афроамериканцам, однако ключевая работа выставки, напечатанная на одном из пледов, была снята в соседнем с Тенстой пригороде Стокгольма. В 2013 году шестидесятидевятилетний мужчина был застрелен полицией, причём не просто полицией, а спецназом. Он никого не ранил, но в рапорте сказано, что его видели с ножом на балконе. Власти не стали посылать обычный наряд, который бы позвонил в квартиру и спросил, не нужна ли помощь. Они отправили спецназовцев, которые выбили дверь, схватили его жену и убили мужчину выстрелом в голову. Потом они сказали, что он умер в госпитале, однако сосед на другом балконе снял на телефон, как полицейские выносят мешок с телом. Когда всё раскрылось, в районе начались беспорядки: жгли машины и выбивали окна. Что‑то подобное иногда происходит в Лондоне и Париже, но в Швеции такого не бывало. Наташе было важно задуматься, во‑первых, о роли изображения как свидетеля преступления, а во‑вторых, о милитаризации полиции, которая началась в 1960‑х годах. Этот процесс можно проследить с так называемого восстания в Уоттсе, пригороде Лос-Анджелеса. В 1965 году афроамериканец был задержан полицией за вождение в нетрезвом виде. Он оказал сопротивление, и всё это переросло в общественный конфликт, который продолжался пять дней: погибло тридцать человек, сотни машин были сожжены, и все в Штатах были потрясены. Люди не знали, что с этим делать, и в итоге было образовано специальное военизированное подразделение полиции Лос-Анджелеса SWAT. Наташа прослеживает в своей работе и эту историю, и то, как милитаризация происходит теперь и в Швеции, и в остальных западных странах.

Вместе с Университетом Стокгольма мы организовали встречу для обсуждения этой темы, которая, очевидно, волнует в нашем районе всех. Пришло сто пятьдесят человек, и все они признавались, что никогда прежде не интересовались современным искусством, а теперь узнали, что оно говорит о том, что составляет важную часть их жизни. Именно такие выставки и должен создавать кунстхалле Тенста. Наташа была одним из первых художников, которых я позвала к нам работать в 2011 году. Я не говорила ей, что делать, а сама она не торопилась и ничего не создавала, пока не пожила в Стокгольме и не убедилась в том, что ей интересна именно эта тема. Так мы обычно и работаем. Я не вправе указывать художнику: идите и поработайте с сомалийской диаспорой, потому что нам нужно выстроить с ней отношения. Я зову художников, и они сами всё решают: будет ли работа политической или поэтической, абстрактной живописью или инсталляцией. Я бы назвала это исследовательскими практиками внутри системы современного искусства. В этом и состоит природа современного искусства: видеть людей и то, чем они живут.