Локальная история в современном томском искусстве. Разные способы и форматы работы
Этим текстом искусствовед, куратор и художница Лукия Мурина знакомит читателя с современным искусством Томска. Конечно, 2020-е годы могут войти в историю как время, когда о городе заговорили — сейчас трудно найти кого-то из арт-среды, не знающего группу «Малышки 18:22», но не одними «малышками» живет томское искусство. Но несмотря на то, что единичные художники достигли известности, общее представление о томском искусстве пока не сформировано.
Данный текст не история современного томского искусства 2010—2020-х годов, рассказать которую, без полноценного погружения читателя в контекст невозможно. Не претендуя на полноту картины, сосредоточусь на проблемах, которые интересуют меня как исследователя и художника, — во-первых, это, то, как локальная история, отражается в активистских, музейных и художественных проектах. Во-вторых, как проблемы сохранения архитектурного наследия, городской истории и трудного наследия влияют на художников, тесно связанных с территорией. Я хочу проследить как через выставки, проекты, активистские акции менялось восприятие города и региона, сделать акцент на оригинальных методах и формах работы с историей. Не имея возможности обратиться в этом эссе ко времени до 2010-х, обозначу, что томские художники работали с локальной историей и что не вполне осознанная, но выстраиваемая современными исследователями преемственность между поколениями существует.
Этот текст субъективный, мое личное участие в художественных проектах и работа над архивированием томского искусства для RAAN несомненно повлияли на интерпретацию произведений и событий.
Активизм
Моя осознанная художественная практика началась именно с активистских проектов в защиту архитектурного наследия Томска. С 2011 года мы с художником Николаем Исаевым погружаясь в историю города, изучая открытые источники и архивы, обратились к проблеме сохранения исторического облика города через активистские акции. Произошедшее в 2011 году до сих пор кажется феноменальным — для проведения выставки-акции «Сжечь нельзя сохранить» мы с художниками «захватили» заброшенный памятник архитектуры — «Гоголевский дом» (Городской училищный дом «в память Н.В. Гоголя», 1904). Дом, в котором в начале ХХ века проходили художественные выставки, стал идеальным местом для проведения акции, целью которой было привлечение внимания к запущенности памятников архитектуры. Именно выход к широкой публике и эксперимент с форматом, когда произошло стирание границ между выставочным и городским пространством изменило наш подход к работе с историческим контекстом.
Произведения, представленные на выставке, демонстрировали эстетику старого города и печаль по утраченному наследию. Но это не отменяло критического посыла акции — в атмосфере разрухи работы звучали пронзительно. Импровизированная экспозиция из подручных материалов, превратила весь дом в тотальную инсталляцию, в которой состоялся контакт не только между зрителем и произведением, но и между зрителем и местом. Новый для 2011 года формат привлек внимание журналистов, блогеров, культурных и политических лидеров. Выставка работала всего три часа, но оставила значительный след и обозначила, что проблема сохранения архитектурного ландшафта волнует и художников, и горожан. А заброшенные здания могут представлять интерес для неформальных художественных практик.
Позже выставка трансформировалась в акцию «Сжечь, нельзя сохранить» — создание трафаретов с изображением несохранившихся домов на местах, где они находились. Триггером для ее появления стал незаконный снос памятника регионального значения, построенного в конце XIX века в редком для Томска стиле классицизм. Каждый трафарет повторял облик утраченного дома, а подпись под ним «Помните, здесь был я!» обращалась одновременно к каждому лично и в целом к проблеме памяти. Запятая, появившаяся в названии, подчеркивала, что здание уничтожено и утрачено навсегда.
В 2020 году мы снова обратились к проблеме исторической памяти в проекте «Жесть-арт». На деревянных домах, окна которых законсервированы с помощью листов металла, появились графические портреты — их герои, исторически связаны с кварталом, в котором находятся эти дома. Портреты, выполненные Николаем Исаевым в мастерской промышленным маркером на крафтовой бумаге, мы переносили в городское пространство, размывая границы между мастерской и улицей. Работая с городским пространством, мы подтолкнули городских общественников к идее использования законсервированных домов как объектов для социальных акций. К сожалению, их инициатива впоследствии превратилась в массовое заполнение улиц работами сомнительного качества. И постепенно художественное высказывания превратилось в украшение властями заброшенной городской среды. Сегодня проблема консервации расселенных домов стоит остро. И искусство здесь бессильно.
В 2020-х сложилась практика, когда активистские проекты становятся частью официальной городской политики. Проект «Сибириада», начинавшийся как инициатива снизу и направленный на популяризацию локальной истории с помощью уличного искусства, встав на рельсы согласования, потерял художественную свободу и самостоятельность в угоду вкусам и представлениям об искусстве согласующих органов. Сейчас власти пришли к выводу, что уличное искусство — это панацея от всех городских проблем, поэтому в Томске появляются бесконечные муралы и супермуралы от агентства «Street vision», которые совершенно не вписываются в среду. С помощью этих проектов уличное искусство не только потеряло протестный смысл, но и перестало быть художественным высказыванием. Локальная история стала формальным инструментом административной работы, а уличное искусство превратилось в благоустройство территории.
Активистская история продолжается в проектах графика Дарьи Чировой. Она создаёт работы, мимикрирующие под незаконные, но привычные рекламные объявления, которыми переполнен город. За основу плаката «Помощь зодчеству» художница взяла листовки о помощи бездомным, которыми облеплены законсервированные окна. Проект, в котором соединяется ирония и боль, был создан в ответ на новость о сокращении городского бюджета на сохранение объектов деревянного зодчества.
Еще одна серия Дарьи стала реакцией на поджоги деревянных домов, которые жгут, чтобы затем снести и застроить исторический центр города. Используя узоры четырёх жемчужин деревянного зодчества Томска, она создала предупреждающие знаки для деревянных домов «Осторожно, огнеопасно».
Когда активистское искусство появляется в городском пространстве, часто возникает вопрос: может ли искусство повлиять на ситуацию с сохранением деревянного города? Исходя из опыта, мой ответ: нет. Но для художников уличное искусство — это возможностью высказаться, когда молчать невозможно.
Художники и город
В 2020 году, когда из-за пандемии были закрыты музеи, галереи и общественные пространства, Николай Исаев открыл выставку «Тысяча мелочей пассажа Второва» в его дворе. В это время здание переживало реставрацию и выставка, размещенная в непосредственной близости от объекта, состоявшая из оригинальных работ и миниатюрных репродукций живописных и графических произведений, посвященных зданию и созданных художником за последние пятнадцать лет, сообщала, что каждая деталь имеет значение. Этой выставкой он хотел обратить внимание томичей на то, что в городе есть монументальное и красивое здание, где в начале ХХ века была фешенебельная гостиница «Европа» и ресторан, но сегодня там проходят выставки-продажи шуб, рыбы и икры. По мнению художника это унижает архитектора и его работу, однако здание находится в частной собственности и владелец распоряжается им по своему усмотрению.
В течение нескольких лет фрагменты произведений висели на кирпичной стене, ветшая параллельно с окружающими зданиями. Кроме активистской позиции, эта выставка отражает и другую проблему — в Томске нет площадок для демонстрации произведений современного искусства. Поэтому художники вынуждены выходить на улицу и захватывать заброшки.
Манера Ильи работать с поверхностью отличается синтезом монументальных и станковых приемов — здесь и многослойность, и детальность, больше свойственная графике; и излюбленные живописцами потёки краски, которые получаются благодаря использованию приемов roll up. В росписях он запечатлевает образы деревянной архитектуры Томска или портреты, на многоплановом декоративном фоне, который использует для раскрытия истории персонажа. Важным для развития стиля стало появление в практике Ильи ассамбляжа в марте 2021 года. В том же году художник создал монументальный ассамбляж «Распад», в нем соединились и росписи, и артефакты — элементы найденного деревянного декора с томских домов. Основной темой остается деревянная архитектура, деревня и локальная история, которая развивается и трансформируется в зависимости от контекста.
в 2020 году композитор Елизавета Згирская придумала и воплотила аудиовизуальный проект «701 project», посвященный томской деревянной архитектуре. Он состоит из выпусков, в которых автор с помощью музыки и современного звукового и изобразительного искусства рассказывает о ценных домах из «Списка 701» (перечня томских деревянных зданий, подлежащих государственной охране).
Для каждого выпуска Елизавета выбирает свой жанр и форму, отталкиваясь от внешних особенностей дома и решая каждый раз новую композиторскую задачу. Она создает произведение, которое невозможно осмыслить без дома: «дом — конструкционный элемент», и если его убрать, то произведение распадётся. Часть выпусков композитор сделала совместно с художниками, в том числе с Николаем Исаевым и Анной Бакшаевой. Елизавета преследует сложную задачу: через современную музыку, к которой томский зритель еще не привык, рассказывать о деревянном зодчестве, которое также у томской массовой аудитории вызывает раздражение. Увы, несмотря на все попытки художников и активистов, осознание ценности архитектурного наследия у томичей происходит медленно.
Выставки
Основой проекта «100 лет без Академии» 2018 года стала история Сибирской народной художественной академии. Она открылась в Томске в 1918 году при поддержке советской власти и по инициативе художника Казимира Зеленевского, который обладая европейским образованием (учился в Краковской и Венской Академиях художеств) и достаточным упорством, организовал первую в Сибири художественную Академию. Для размещения Академии экспроприировали два частных дома, в одном из них открыли картинную галерею и художественную библиотеку. Академия была закрыта через месяц, после того как к власти пришли белые, посчитав организацию высшего учебного художественного заведения при отсутствии среднего несвоевременным. Приказали освободить занимаемые помещения, а реквизированные картины и книги вернуть владельцам.
Имея в доступе всего один исторический артефакт — учебник из студенческой библиотеки «Курс анатомии для художников» 1908 года, — авторы выставки при помощи современного искусства рассказали историю Академии через личность её основателя.
Художники Аксинья Сарычева и Николай Исаев выбрали метод парафраз и создали графические произведения на основе живописи и графики Казимира Зеленевского, а также фотографий и обложек каталогов того периода. Графика была представлена легкими линейными рисунками Аксиньи, живопись — рисунками Николая, сделанными цветным карандашом, создающим иллюзию живописной поверхности. Этот проект ценен тем, что история известная лишь узкому кругу специалистов, зазвучала в поле современного искусства.
Наташа Юдина уже несколько лет работает над проектом «Страшные Сибирские Сны» и создает объекты, рассказывающие о жизни современного художника в провинции. При этом художница разрабатывает собственную локальную мифологию, основанную на популярных представлениях о Томске, где он предстаёт и «сибирскими Афинами», и «местом ссылки», и «медвежьим углом». Несмотря на разнообразие техник, к которым обращается художница, а среди них — вязание, вышивка, масляная живопись, — именно работа с мехом стала ее визитной карточкой. Используя в качестве основного материала шкуры животных, художница оборачивает в мех торс Венеры или бюст Ленина, словно адаптируя их к жизни в суровом климате.
В «Страшных Сибирских Снах» она использует сновидение как художественный прием. «Сновидением замещается вся драма Сибири, связанная с брутальным климатом, сибирской ссылкой и мертвой художественной средой», -- пишет художница, акцентируя внимание на том, что люди здесь живут простыми радостями и им не до искусства. Этим проектом Наташа Юдина отчаянно пытается доказать, что современное искусство в Сибири всё-таки существует, несмотря на неблагоприятные природные условия.
Идеи, транслируемые художницей, свидетельствуют о двойственности мира, в котором она находится. С одной стороны, она говорит о трудностях восприятия современного искусства и о том, что в Сибири оно кажется ненужной экзотикой, а с другой — предлагает самодостаточные художественные высказывания, обращаясь и к международному, и к локальному контекстам и при этом как бы абстрагируясь от внешнего мира. Юдина не использует в своей практике дешевые материалы, свойственные для «русского бедного», и идет, скорее, по пути Дэмиена Хёрста, создавая элитарное искусство из дорогих материалов, например, из шкурки белой норки. Художественный язык Юдиной универсален, а образы таковы, что любой зритель отметит в них что-то типично сибирское. Работая с такими клише, как «холод, снег, белый цвет, медведи», она находит точные визуальные формулы Сибири.
Исследовательские лаборатории
Российский опыт показывает, что обычно интерес к локальной истории появляется, когда в городе открывается арт-резиденция, куда приглашают художников. Получается, что города, где есть резиденции, изучены художниками, кураторами и исследователями практически со всех сторон. В Томске же нет резиденции, поэтому огромный исторический пласт остается неосвоенным художниками.
Зато с недавнего времени продуктивно заработал формат лаборатории — чаще всего это групповое исследование, которое позволяет при помощи искусства раскрыть потенциал конкретного места. Одна из лабораторий «Овраги Каштака: практика нахождения» (2024) Лолиты Моисцрапишвили. Куратор вместе с участниками исследовала овраг — место расстрела и захоронения в 1918—1919 годах колчаковцами своих противников, а в годы Большого террора там расправлялись с «врагами народа». Лаборатория оказывается важна именно как практика подключения горожан к работе с памятью. Итогом этого психологически сложного проекта стала выставка, привлекшая внимание томичей к мемориальному оврагу, ставшему практически городской свалкой, несмотря на Поклонный крест на месте захоронения.
Вторая лаборатория также была придумана и реализована Лолитой Моисцрапишвили, её итогом стала выставка «Первое воскресенье после первой полной весенней луны» (2024). Десять участниц через разные медиа обратились к истории Польского костёла. Лаборатория проходила в сокураторстве с отцом Войтеком и фандрайзером храма Алиной Багинской. Представленные на выставке проекты, как и полагается, сайт-специфичные, были посвящены переживанию пространства и органично вписались в Приходской дом католической общины, несмотря на его непростое и неприспособленное для выставок пространство.
Формат лабораторий подтверждает теорию, что Томск — это источник историй, которые можно и нужно рассказывать языком современного искусства.
Трудное наследие
С каждым годом становится всё сложнее работать с неудобным прошлым. В 2024 году не состоялся проект, посвященный истории Колпашевского Яра. Он оказался неудобным, шокирующим, слишком болезненным для участников событий 1979 года, когда река Обь обнажила трагическое прошлое, размыв высокий берег Яра, открыв массовое захоронение расстрелянных во время Большого террора.
Зато в 2022 году состоялась наша с Николаем Исаевым выставка «Рудник Днепровский. Художественное исследование» в Московском музее истории ГУЛАГа, а затем в 2023 в Томском Мемориальном музее Следственная тюрьма НКВД.
На выставке в живописных и графических этюдах была представлена документация рудника в Магаданской области, где в годы сталинского террора заключенные добывали олово. Однако проект рассказывал не только о красоте природы, суровости региона, об уникальной, оставшейся после лагерей промышленной архитектуре, но и о жизни томича Всеволода Пепеляева, который повторил судьбу миллионов репрессированных. Пепеляев был арестован по ложному обвинению, провёл в лагерях Магаданской области 9 лет, был реабилитирован после смерти Сталина и освобожден. Художник Николай Исаев рассказал об этом человеке в монументальном ассамбляже, собранном из досок, привезенных с руин Днепровского рудника. Работа была сделана на основе документов и фотографий, воспоминаниях самого Пепеляева, изложенных в небольшом произведении «Наказание без преступления». В ассамбляже выделяется портрет Всеволода, написанный на куске жести, — это живое, экспрессивное изображение человека в момент ареста, где воплощена вся трагедия человека в тоталитарной системе.
До недавнего времени Мемориальный музей Следственная тюрьма НКВД был открыт современному искусству, это позволило нам в 2024 году поработать с ним над ещё одним проектом «Таёжная триеннале: ландшафты памяти».
Для этой выставки Николай Исаев создал ассамбляж «Сквозь большую гарь» i , посвященный шести месяцам из жизни художницы Евфросинии Керсновской. В одноименной тетради Керсновская рассказывает о своем побеге из Нарымской ссылки в марте 1942 года. Она прошла полторы тысячи километров через заснеженные сибирские леса, болота, реки, бурелом и деревни Суйга, Нарга и Парабель. Вновь была арестована в августе того же года. Посвященный ей ассамбляж сделан из бедных материалов: гофрокартона, старых рамок, он передаёт тревожное состояние героини и монохром таёжных ландшафтов. Но это история не только про шесть месяцев, но про путь длиною в несколько десятилетий — с момента, когда Ефросинию Антоновну отправили в сибирскую ссылку в телячьем вагоне и до того, как она стала свободной, и после долгой разлуки разыскала маму и прожила ещё одну жизнь в теплых солнечных Ессентуках.
Художница Анна Бакшаева, чьи произведения всегда связаны с историческим контекстом, сделала для «Таёжной триеннале» два проекта. Один из них, живописный полиптих «Ландшафты памяти» кажется беспредметной живописью, но внимательному взгляду открывается трагическая история. В 1939 году в поселке Петухов Лог расстреляли заключенных, строивших железную дорогу Новокузнецк-Таштагол. Причиной расстрела стал их отказ работать на Пасху. И работа Бакшаевой показывает, как кровь невинно убиенных проступает сквозь землю, с годами поросшую лесом. Память со временем стирается, но все скрытое становится явным и все государственные преступления рано или поздно обнаружат себя.
Художественная практика арт-группы «Малышки 18:22» связана с обживанием новых пространств, выявлением конфликтов в обществе с помощью личного чувственного опыта. Обычно художницы работают на контрасте тревожного, тяжелого и детского, чувственного, навязчиво красивого. Группа изучает локальный контекст региона, историю освоения, состояние культуры и специфику человеческих взаимоотношений. О трудном наследии они высказались на выставке «О сибирской принцессе и болотных мертвецах» (2023)
Чужой опыт
Несмотря на отсутствие постоянной системы поддержки художников через систему резиденций, Томск становится объектом для вдохновения и переосмысления приезжими художниками. Владимиру Абиху удалось прочувствовать всю боль утраты архитектурного наследия в шрифтовой композиции «Пошел по наклонной» из серии «Субтитры» (2021), выполненной на покосившемся деревянном доме. Получилось предельно точное высказывание, характеризующее то, что происходит со старой архитектурой в Томске.
Другой пример — проект «Архитектура жизни» красноярской художницы Анастасии Безвершук, реализованный в Музее деревянного зодчества. Он стал частью сетевого проекта ГМИИ им.
В заключение
В 2020-х годах в Томске художники начинают серьёзно обращаться к локальной истории и трудному наследию, во многом, благодаря кураторской и исследовательской мысли. В отличие от 2010-х, когда проекты появлялись по наитию и от переживания боли за уничтожаемое наследие, сегодня, кажется, выстраивается осмысленная стратегия по изучению и разработке форматов для разговора о локальной истории. Некоторые авторы считают, что обращение к прошлому, локальной истории, идентичности — это модный тренд, они довольно поверхностно подходят к теме, дискредитируя своей практикой метод художественного исследования. В этом тексте я старалась не привлекать внимания к таким проектам, сосредоточившись лишь на опыте грамотных кураторов и художников, выстраивающих бережные связи с прошлым при помощи уличного искусства, лабораторий и выставок.
