Катерина Ковалёва: «Надо держаться за свой парашют»
Образ парашюта лежит в основе большого проекта «Зона Ожидания» Катерины Ковалёвой. Впервые он был представлен в Тарусе в бывшем соляном амбаре XVIII века, затем — в ныне закрытом музее истории ГУЛАГа, третья часть Limbo была показана в Венеции, в Международном культурном центре CREA. Везде речь идёт о том странном состоянии неопределённости, подвешенности между небом и землей, в котором сегодня оказался весь мир.

Почему вы решили показать в Венеции проект, который раньше был представлен в Музее истории ГУЛАГа? Как вы думаете, он одинаково актуален и для Москвы, и для Венеции?
Идея сделать выставку об изменившемся мире у меня появилась в 2022 году. И мне было важно открыть её не в галерее или музее, а в каком-то необычном месте. Первая часть этого проекта была показана в Тарусе, в бывшем амбаре XVIII века, который долгое время простоял заброшенным и ожидает реставрации. Пространство диктовало содержание — получилась выставка о феномене ожидания, о том, что каждый человек в разные периоды своей жизни неизбежно попадает в эту зону ожидания. Причём «зона ожидания» — это профессиональный термин у парашютистов, он означает нахождение под куполом парашюта перед заходом на посадку. Собственно, речь идёт вот про это состояние неопределённости, подвешенности в буквальном смысле слова, когда не очень понятно, где ты приземлишься. Естественно, ты надеешься приземлиться там, где планировал, но не можешь быть в этом уверен. Мне показалось, это замечательная метафора того, что происходит сейчас с людьми. Кроме того, я поняла, что для меня состояние неопределённости и ожидания связаны с темой надежды. И мне хотелось, чтобы в моём высказывании, помимо драматизма и тревожности, было что-то светлое. Я называю парашют переносным небом, для меня он символ надежды в противовес, например, якорю — символу чего-то тяжёлого, того, что тянет тебя на дно, привязывает. А парашют в его лёгкости и трепетности, по-моему, прекрасный знак.

После выставки в Тарусе я стала искать необычное место для показа проекта в Москве, моя тема развивалась, обретала новый масштаб. Тема памяти с юности чрезвычайно важна для меня. Мои работы часто были связаны с переживаниями различных воспоминаний, как личных, семейных, так и важных для истории страны, поэтому возможность сделать выставку в Музее истории ГУЛАГа, дорогом для меня месте, я восприняла с большим воодушевлением как уникальную возможность и знак нового соединения смыслов.
В таком особенном месте выставка не могла быть просто высказыванием о сегодняшнем дне, хотелось еще сделать работы, соответствующие контексту музея. И я очень благодарна директору музея Роману Романову, который с полным доверием и большим интересом отнёсся к этому проекту, как и всей команде музея за чуткость и профессионализм в подготовке выставки.
«Зона ожидания» в Саду памяти стала первым проектом современного художника в музее. Когда я увидела это пространство, мне показалось, что парашюты-своды смогут его преобразовать, трансформировать в подобие храмового, добавить воздуха, легкости, света. Если в Тарусе были фрагменты, то здесь я расписала полноценные парашюты диаметром 8 метров, используя фрагменты фресок Тьеполо и Риччи.
Был добавлен объект «Недополученные и неотправленные письма», стопки мраморных писем, серия графики «На чемоданах» с изображением ожидающих людей, инсталляция из старых советских почтовых мешков. Мне важно, что внутри выставки была выстроена связь между тем, что происходит сейчас, и прошлым нашей страны.
Проект продолжает развиваться именно потому, что затрагивает общечеловеческие темы, поэтому он смог реализоваться и в Венеции. Как я уже сказала, я вдохновляюсь великим венецианцем Тьеполо, всматриваюсь в его фрески, использую фрагменты его живописи в росписях парашютов. Мне кажется, что его небеса легки и прозрачны, но в то же время в них много плоти, земной жизни, они очеловеченные. А ещё в Венеции всюду вода, где, разумеется, отражается небо, удваивается, то есть соединение земного и небесного, сакрального и профанного, происходит повсеместно.
Тема нынешней биеннале «Чужестранцы повсюду» означает соединение различных культур, людей, взглядов, направлений. В ней очевидно заложен конфликт. Эта тема серьёзная, но, как мне показалось, она не была достаточно раскрыта. В основном проекте было много поверхностного и декоративного. Мой проект стал частью этой биеннале, поэтому невозможно было не высказаться и быть вне её контекста. Мне хотелось обратить внимание зрителя на драматизм происходящего, на тему сохранения культурного кода Европы.
Моя выставка это не манифест, скорее, проект готовился по наитию. Когда я шила шестиметровое свадебное платье Европы (это часть инсталляции «Похищение Европы»), на нём появились карты уклонения или побега. Желание сделать подвенечный наряд у меня было давно, и проект «Карты уклонения» был готов, но до Венеции я нигде его не показывала. А это, на самом деле, очень интересная тема. Вы, наверное, знаете во время Второй мировой войны у союзников были так называемые «карты уклонений», которые использовались военными и многим спасли жизнь. Это были платки из очень тонкой ткани, на которых были напечатаны карты местности, и их пришивали под подкладку или в какие-то потаённые места на одежде. Когда военный попадал в окружение, он мог воспользоваться этой картой, чтобы выбраться. Я была потрясена, когда познакомилась со статистикой: тысячи людей спаслись благодаря этим тонким платочкам. И я решила в своём платье соединить несколько историй. Одна из них — это история американского летчика, который, вернувшись с войны, попросил свою невесту сшить платье из парашюта. В послевоенное время был дефицит тканей, а парашютная очень подходит для венчания, и многие девушки выходили замуж в платьях из парашютов. С другой стороны, мой наряд — это вечное свадебное платье Европы, то есть Европа — вечная невеста, но у неё всегда есть возможность воспользоваться картой уклонения, бежать, сохранить себя, вернуться к своим, в свой дом. Европейскими духовными ценностями живёт весь мир, но сама идентичность Европы сейчас уже под вопросом. И зрители, которые приходили на мою выставку, были, в основном, европейцами. Для меня очень важны их восторженные отзывы, люди находили моё высказывание актуальным для себя. Девиз Евросоюза — «Единство многообразия», но именно об этом я и говорю в своей работе «Триумф континента», где разнесённые по сторонам аллегорические фигуры континентов соединяются в едином своде девятиметрового парашюта, прошитого в центре цветными сигнальными морскими флагами, предупреждающими об опасности, потере курса или появлении препятствия. И единственная возможность выжить в этом мире, на мой взгляд, — это сохранить свою идентичность, свой культурный код, свою уникальность.
Для меня это очень важные вопросы, но я не знаю на них ответа, поэтому и надеюсь на зрителей. Мне кажется, надо держаться за свой парашют. Будучи художником, я говорю со зрителями своими работами, и по-моему, у каждого человека есть свой парашют, который также встроен в большой парашют мироздания. И каждый держится за стропы. Ещё мне кажется, что надо оставить иллюзии коллективизации или размывания индивидуальности — ты всё равно один на один со своим парашютом, только держась за свои стропы, ты сможешь приземлиться в нужном для тебя месте. Значит, всё дело в то, чтобы держаться за себя самого.
Острота переживаний снизилась. Ожидание продолжается, но ощущения изменились. Сначала я находилась в состоянии этакого нервного пилигрима, то есть искала дороги, думала о бегстве, в первую очередь, в бегстве в своё внутреннее пространство, но и о физическом. А сейчас у меня появилось иррациональное чувство огромной привязанности к месту, где я живу. Мой мир сузился до собственной кельи, где я остаюсь один на один с собственным миром, и понимаю, что единственная моя точка опоры как раз и есть мой внутренний мир. Я обожаю Италию и Венецию, для меня это место силы, куда мне всегда хочется вернуться. Однако в этом году у меня появилось ощущение мелкодисперсной взвеси, которая мешает мне прикоснуться к этому городу. Для меня путешествия в Европу, припадание к европейским ценностям, красоте, искусству, культуре всегда были бесконечно дороги, но сегодня вдруг появилась дистанция, которой раньше не было.

Да, это большая ошибка, большой промах, можно сказать, легкомыслие. Для меня это вообще очень болезненная тема, я всё время этим живу. У меня есть нереализованный проект — своего рода «стена плача» с портретами репрессированных: это множество реальных фотографий, где зафиксирован последний взгляд человека перед уходом, перед вечностью. Это совершенно невероятные по силе снимки, они как иконы. На выставке в музее истории ГУЛАГа я сделала только одну работу с последней фотографией Матрёны Степановны Конюховой, её расстреляли в 90 лет. С одной стороны, её последний взгляд принадлежит конкретному моменту времени, с другой стороны, она уже там, где нет никакого времени.