Иван Новиков: синий, синеватый, не синий
ХХ век ясно показал, что художнику можно просто выкрасить полотно синей краской, и критики станут бесконечно и до хрипоты спорить о том, что всё это значит. В фильме «Blue» Дерек Джармен выяснил, что тот же фокус можно проделать с киноэкраном. В своей серии «Синий» Иван Новиков поступил в чём-то созвучно: он тоже предложил зрителю множество картин-экранов, однако по ним текут переливчатые краски Клода Моне — оттенки, позаимствованные из его «Кувшинок» или, может быть, «Водяных лилий». Здесь можно заподозрить даже отсылку к Нам Джун Пайку, который как известно, посадил перед включенным телевизором статую Будды. Во всяком случае Новикова явно волнует та же проблема избыточности экранной культуры. Во всей этой многослойности и многозначительности серии, представленной сейчас в московской галерее pop/off/art, пробует разобраться арт-критик Арсений Сергеев.

Синий цвет Ивана Новикова на самом деле не очень-то синий. Его синева — это не беспримесная спектральность International Klein Blue (IKB 79) Ива Кляйна, не кобальт синий средний или берлинская лазурь, не ультрамарин из тюбика «Невская палитра», и даже не цвет "экрана смерти" Windows, но исследование диапазона синего цвета. Художник проверяет его границы, нащупывает неясное или замутненное состояние синего как такового. Он спрашивает одновременно и себя, и нас, зрителей: А это всё ещё синий? Или уже голубой, серый, а, может быть, зеленый или фиолетовый?
«Смотрящий на него едва ли сможет доподлинно утверждать, что когда-либо раньше видел любой из его оттенков. И когда-либо позднее смотрящий не вспомнит в точности эти оттенки, сопоставляя их с другими похожими цветами», — пишет о синем цвете Ивана Новикова куратор выставки Александра Урбановская.
Синие картины художника конечно же никакие не «монохромы» — в них множество цветовых слоёв, и устроены они совсем не просто. Рассматривая работы под разными углами и с разного расстояния, невольно вспоминаешь байки о средневековом китайском художнике Ми Фу (в другой транскрипции — Ми Фэй) — тому особенно удавались изображения скрытых в тумане пейзажей. Долгое время он безжалостно уничтожал свои работы, поскольку ему не удавалось избавиться от следов кисти при изображении дымки, и в конце концов он отказался от кистей совсем, предпочитая работать щетками и губками. Что-то подобное проделывает и автор серии «Синий». Цвет проявляется на полотне как потеки на запотевшем стекле — мы как будто вовсе не различаем следов кисти.

Иван Новиков последовательно придерживается абстрактного направления, что редкость для наших краёв, — его стратегия предельно концептуализирована, как на уровне кураторских статей, так и в текстах самого художника. Ритм и эстетика его собственной прозы и поэзии, не без иронии отсылают нас к советским шестидесятым, когда писатели круто замешивали пафос и наивность с жесткостью рационализма и эпической многозначительностью. Минимализм изобразительного высказывания сформулирован у Новикова в крайней форме: зрителю предъявлены только формат, пропорции холста и перформанс краски на нем, где нет и намека на какие-либо нарративы. Перед нами медиум картины, очищенный от всего, к чему нас приучали репродукции в учебнике «Родная речь». Тут надо заметить, что беспредметное, о котором много рассуждает и сам художник, и пишущие о нём критики, правильнее называть non-objective art. И сам этот термин лучше переводить не как безобъектное искусство, но как необъективное искусство, то есть подразумевающее зрителя-субъекта, независимого наблюдателя со свободной волей, не поддающегося на банальные манипуляции нарративной и/или иллюзорной живописи. Кажется что главная цель воздействия художника на холст — не изобразить, но создать пространство отсутствия, среду напряженного ожидания.
В европейской культуре синий цвет намекает на затянувшуюся паузу, отсылает к пространству неба и глубине воды, передаёт чувство холода и, конечно, печали. Много писали, что греки не различали синий цвет — дескать, у Гомера он отсутствует, а море вообще винноцветное. Теория давно опровергнута, но, по-видимому, ребенок не в состоянии сам прийти к тому, что небо или море синие, если ему об этом не сообщают окружающие. В любом случае сложно сказать, где в языковом пространстве начинается и заканчивается синий цвет: диапазон синего в русском меньше чем в английском, там голубой все еще синий (light blue) хотя и светлый, а темный синий длится почти до черного.

Каков же синий Ивана Новикова? Поскольку картины прикреплены к телевизионным стойкам на колесах позволяющим превратить выставку в ироническую метафору офисных презентации: стало быть, синий цвет у Новикова восходит к цвету экрана, пока что не подключенному к какому-либо источнику видеосигнала. Синий — это экранная органика, все экранные цвета стремятся к синему (кинескопы советских телевизоров светились голубым, современные жидкокристаллические экраны также синеют, если мы смотрим на них издалека). Если так, у въедливого зрителя могут возникнуть вопросы к автору: например, почему картины-экраны у него именно таких размеров и пропорций? Почему часть из них сгруппирована в прямоугольный блок? Можно ли посетителям катать экраны из угла в угол и тем самым менять экспозицию?
Инсталляционное решение экспозиции, подразумевающее постоянное изменение «мутных мизансцен», пространственно продолжает эту полную неопределенность синей живописи Ивана Новикова. Если представить картины на телевизионных стойках как подвижные кулисы, сценография этого спектакля оказывается неожиданно лишенной глубины и плановости, само пространство галереи уплощается. Каждая картина изображает план и каждый план совсем чуть-чуть отличается от другого, ровно для того, чтобы отличие было заметно, но это ничего бы не меняло по существу.
Картина как метафора телеэкрана визуализирует нашу усталость от актуальной экранной культуры, с её изматывающим дум-скроллингом, иллюзией эмпатической коммуникации и бессонницей из-за недостатка мелатонина (возникающего как раз благодаря синему излучению мобильных устройств!). Вместо того, чтобы поговорить с нами об этом, художник предлагает нам экраны, которые как будто не хотят беспокоить зрителя своим содержанием. Их сигнал — это не рассказ, а бубнёж, бормотание или нечленораздельная речь.

Интересно как дальше будет развиваться метод художника, одинаково далекий и от подхода Ива Кляйна, и от Пьера Сулажа — художников чистого и материального цвета. Его работы совсем не похожи на перформансы текущей и сверхподвижной краски, созданные Пэт Стейр или Элен Франкенталер. Не спутать их и с ортодоксальной методичностью Романа Опалки. Так каков же новиковский синий? Если понимать его подходы последовательно и радикально — он художник всех неисчерпаемо возможных версий синего, коим несть числа, если учитывать потенциал материальности самой краски, разнообразие возможных текстур и поверхностей, которые краска может формировать, гибкую изменчивость последовательности красочных слоёв, а также комбинаторику возможных пропорций и размеров картин. Гибридность синего цвета и его неустойчивая масса похоже синхронизируется с гибридностью и неопределенностью массы текущего момента: вообразим «маленький, квадратный, расплывающийся синий, на полпути к серому», или «большой, узкий вертикальный, стекающий синий, с белыми просветами», или «средний, горизонтальный, формата 2:3, набухающий синий, вибрирующий оранжевым».
Сейчас «живопись синего цвета» Ивана Новикова, несмотря на кажущуюся нейтральность, воспринимается как выражение скрытой тревоги, неустойчивого состояния человека, который недавно медитировал и -будто бы утихомирил свой беспокойный разум, но так и не достиг необходимого баланса. Это живопись привычной московскому зрителю умеренно пасмурной погоды, времени, которое мы проводим в ожидании яркого солнца и ясного неба.
«Синий»
Галерея pop/off/art, ЦСИ «Винзавод», Москва
12 марта — 16 апреля 2025