Я родилась в Набережных Челнах, там находится производство «КамАЗ», и в моём детстве это был криминальный город, постоянные разборки местных группировок воспринимались жителями как норма нашей жизни. Однако мне повезло оказаться в адекватной среде, я ходила в музыкальную школу, у меня была замечательная гимназия, где преподаватели работали с нами как с личностями, и я выросла под влиянием этого окружения. Однако я прекрасно понимаю, что моя жизнь могла сложиться совершенно иначе. И поэтому, когда речь заходит о творчестве, я воспринимаю его, прежде всего, как педагогический инструмент и среду, которая позволяет ребенку вырасти гармонично развитым человеком. В любых социальных и политических обстоятельствах творчество — это то, что даёт тебе ресурс и вдохновение.

Так что история «Архидетей» началась, когда я поступила в Архитектурный университет в Казани (КГАСУ) и на втором курсе решила организовать какой-то социальный проект. Я горела идеей дать трудным подросткам возможность что-то изменить в своей жизни. Мне казалось, что всё это можно сделать через архитектуру и дизайн. Оказалось, что и правда когда ты создаёшь для детей среду, даёшь им навыки на базе архитектурного университета, ты вдохновляешь их совершенно иными целями, и у них появляется шанс.

Наверное, сейчас я бы уже не решилась начать подобный проект, но 19 лет — всё-таки очень хороший возраст, чтобы делать странные и смелые штуки. Я училась на проектировщика мостов и транспортных тоннелей, и одногрупники спрашивали, зачем ты, мостовик, какими-то трудными детьми занимаешься, ещё и тащишь их в университет? Зачем ты тратишь на них силы, ведь у тебя будет хорошее образование и хорошая профессиональная релизация? Однако среди студентов-архитекторов я нашла ребят, которые откликнулись и поддержали мою идею. Затем я прошла на приём к проректору. Он не поверил, что у меня хоть что-нибудь получится, но всё-таки выделил аудиторию на выходные, разрешил оформить ребятам из детдомов пропуска (мне было важно, чтобы они приезжали в университет, то есть попадали в совершенно другую реальность!) и дал даже какие-то небольшие деньги на канцелярку. Директора детдомов, к которым я приходила рассказывать про наши занятия, тоже реагировали без энтузиазма, говорили, вот очередные волонтёры пожаловали.

У меня появилось много интересного опыта, например, когда специалисты из детдомов ставили на ребёнке крест, говорили, что бесполезно в него вкладываться, но через год обучения у нас этот ребёнок совершенно менялся, и меня вызывали, говорили расскажите, что вы такого сделали, почему у вас получилось, то, что не получилось у нас? Как так вышло, что теперь этот подросток чего-то хочет от жизни, что-то меняет в своей судьбе? Тогда я была совсем юной и даже не могла сформулировать, что я такого делаю. Только закончив архитектурный и отучившись затем на педагога, я что-то поняла с точки зрения теории или методики, но сначала делала всё интуитивно. Самым важным для меня было создать новую среду и новые правила жизни в ней — есть лидер, который выполняет свои обещания, есть уважительное отношение внутри группы, нет иерархичных структур и возможности сбиться в компании сильных и слабых. Вот и всё — у детей начинают меняться привычки, реакции, они понимают, что решить проблему кулаками не получится, но всегда можно договориться. Это всё реально. Конечно, нужны какие-то финансы, но гораздо важнее — моральный ресурс, которого хватит на большое количество попыток, много терпения, которое позволит не разочаровываться в ребенке после первого провала, а искать первопричину его поведения и работать с ней. К этому готовы не все взрослые. Даже мне бы сейчас, наверное, уже не хватил моральных сил начать всё заново.

А дальше история, которая начиналась с работы с трудными подростками, развивалась. Оказалось, что у Казани есть много родителей, которые готовы платить за занятия и говорят, что «Ой, у наших-то детей тоже миллион проблем, и мы хотим, чтобы в их жизни тоже что-то менялось. У нас не получается сделать это на базе школы, но мы слышали, что у Архидетей происходит что-то особенное». В какой-то момент в наших мастерских появился смешанный состав подростков. На самом деле для Казани это был огромный вызов. Здесь любят говорить, что мы социально ответственные и хотим поддерживать трудных детей, но, только не вместе с нашими. Поэтому родители хотели, чтобы у нас были отдельно VIP-архидети и обычные архидети. А у меня с самого начала была очень жёсткая позиция по этому вопросу: я сказала, что если вы не доверяете нам и нашим правилам, есть много других организаций, в чьих проектах вы можете участвовать, мы же хотим быть проектом про объединение. Ведь в детстве ты на самом деле хочешь дружить с теми ребятами, с кем чувствуешь себя на одной волне, а не с теми, кого к тебе подводят родители, чтобы их ребенок оказался в кругу нужных детей из правильных семей. И такой подход оправдал себя. Когда мы объединили ребят, которые приехали из деревень и малых городов Татарстана, и детей очень известных деятелей, оказалось, что они прекрасно чувствуют себя вместе. На тот момент мы больше ушли в социальное предпринимательство, например, брали детей из многодетных или небогатых семей или где родитель с инвалидностью. Много случаев, когда у ребенка есть хороший потенциал, но родители не могут в него вкладываться по финансовым или физическим причинам, и мы начали делать творческий лагерь «Архисмена», чтобы в жизни этих детей что-то могло поменяться.

В таких объединяющих группах появилось много непростых ребят, у которых потом интересно сложилась судьба. Расскажу историю Фархада — он из деревни и на самом деле обманом попал в наш проект. Дело в том, что мы же проект о визуальном искусстве, поэтому набирали детей рисующих. А Фархад никогда не рисовал, но взял работу своей соседки по парте, которая прошла конкурс, но побоялась ехать в Казань и согласилась, чтобы он поехал вместо неё. Обман вскрылся, уже когда Фархад покорил нас своей харизмой и артистичностью. Его первым наставником был танцовщик Нурбек Батулла. В деревне, где родился Фархад не было даже любительского театра, и когда при помощи Нурбека он соприкоснулся с современным танцем и театром, это его очень сильно зажгло. Вы можете спросить, причем здесь архитектура, но на самом деле мы стараемся включать в свою программу самые разные виды искусств, потому что, например, законы композиции работают и в режиссуре, и в танце, и в архитектуре, также как и законы цвета. Мы стараемся дать возможность ребятам освоить их на разных уровнях и попробовать себя в нескольких направлениях. У одной из наших выпускниц сейчас собственная музыкальная группа: 6 лет она занималась дизайном и думала, что всё очень интересно, но как будто чего-то не хватает. Затем попробовала себя в музыке, и сразу поняла, что вот здесь ей хватает всего. Именно для этого мы и придумали «Архисмену» — летний лагерь особенного типа, где есть и актёрка, и музыка, и кино, и фотография.

Тот же Фархад мог приезжать в Казань только на лето, ведь остальное время ему нужно было ходить в школу у себя в деревне, и в первую «Архисмену» с ним поработал Нурбек, а затем ему достался известный театральный режиссёр Айдар Заббаров. И, собственно, с его подачи Фархад начал учиться в театральном училище в Казани, а затем поступил во МХАТ, заканчивает сейчас третий курс. Будучи ребёнком из деревни, он уже начал сниматься в кино и играть в театре — это и правда классическая история Золушки. Поэтому я всегда говорю, что «Архидети» это история не про архитектуру, а про среду, где у тебя есть возможность узнать себя. Честно говоря, я знаю, что из окружения Фархада мало, кто в него верил. Родные сомневались, что всё будет честно, что он сможет поступить в московский ВУЗ из деревни: даже если ребенок чему-то научился в Казани, кто вообще на него посмотрит? И глядя на его результат, я поняла, что мы можем менять социум вопреки всем стереотипам: трудные подростки отдельно, бедные-несчастные отдельно, а дети успешных родителей совсем в другой категории. По факту детство — это вообще не про успех, а про то, чтобы иметь смелость быть живым, пробовать себя в творчестве и получать разные навыки.

«Архисмены» у нас были тематические. Мы изучали запросы детей и подростков, понимали, что у них есть та или иная трудность или что-то, чего они не могут получить в школе, и старались с этим работать. У нас были разные истории, например, о внутренних страхах или, например, в какой-то момент мы осознали, что у наших ребят есть проблемы с принятием людей других национальностей и цвета кожи. Я тогда спрашивала, что же мне с моим татарским происхождением выйти вон? И мы сделали «Архисмену» про культуру афро-американцев — про джаз, про рэп, про госпел, про граффити. Позвали людей, которые серьёзно всеми этими направлениями занимаются. Пытались показать подросткам, что если ты любишь рэп, то невозможно сделать вид, что его придумали славянские ребята. Мы не шли в лоб и не говорили, мы с вами не согласны, вы думаете неправильно, а предлагали поиграть разную музыку, поговорить про граффити, многие любят уличное искусство, но не задумывались, что его тоже невозможно воспринимать как культуру белых.

Потом мы проводили исследования, что поменялось в детях через пару лет после «Архисмены», они рассказывали, например, как им что-то удалось изменить в своих школах. Одна девочка играла в волейбольной сборной школы, и там была очень жёсткая иерархия, когда старшие очень неуважительно относились к ребятам помладше. Наша девочка по возрасту была где-то посередине, и она начала поддерживать маленьких, но сохранять отношения со старшими, и всё изменила. Оказалось, что сообщество может быть единым, целостным, уважительным и поэтому сильным. И когда дети рассказывали подобные истории, я понимала, как это круто — не просто поменять судьбу одного ребенка, но сформировать человека, который готов изменить среду вокруг себя.

Не всё, конечно, получается. Мы выстраиваем у себя в мастерских инклюзивную среду, где на ребят из социальных категорий никто не показывает пальцем, никто их не выделяет. Однако у нас был и другой опыт. После года обучения у нас самых лучших выпускников из детских домов мы отправляли в казанскую дизайнерскую школу, чтобы они смогли развиваться дальше, но в какой-то момент там этих детей выделили и при всех сказали, что они детдомовские с трудной судьбой, и это очень сильно повлияло на их самоощущение, обрушило тот мир, который мы для них создали. А ведь педагоги этой дизайнерской школы нас благодарили за то, что привели к ним таких талантливых ребят, но при этом не смогли создать для них эмоционально безопасное пространство. После этого я поняла, что не все системы готовы к тому, что мы делаем.

С тех пор мы стараемся создавать всё-таки не столь рафинированные условия, говорить ребятам, что все системы разные и что силу внутри себя ты наращиваешь сам. Чтобы потом, если кто-то позволяет себе унизить тебя, ты не сломался, сделал вывод про этого человека, но не про себя.

Одним из самых успешных форматов «Архисмены» оказался «Последний герой» — это была серия испытаний, физических, волевых, командных и индивидуальных. Но на самом деле это была игра про внутреннюю смелость, и она дала, кажется, самый сильный эффект с точки зрения долгосрочных изменений. Оказывается, что участники той «Архисмены» в какой-то момент поняли, что они сильнее, чем им казалось, и это многое в них перевернуло. И в какой-то момент коллеги мне сказали: «Гузелия, ну зачем вы придумываете, что едете на какой-то остров и делаете вид, что всё у вас происходит где-то на природе? В Татарстане же есть настоящий остров, и там будет всё взаправду — вы приплывёте по воде и сможете провести там игру».

Так у нас появился проект «Море за поворотом». То есть мы приехали на остров, познакомились с ним, реализовали там свой первый детский проект, но, конечно, увидели, что территория заброшенная, с советских времен там остались какие-то ужасные, совсем разваливающиеся домики, зато с прекрасным видом на Волгу, и мы решили, что построим всё сами. Конечно, для нас это тоже был вызов. У жителей Казани много лет было ощущение, что раз мы «Архидети» — значит должны сделать что-то архитектурное, а я всё пыталась уйти от этого стереотипа. Но тут мы решились на большой архитектурный проект, теперь в нём участвуют ребята из разных регионов от 14 до 35 лет, не только архитекторы, но педагоги, журналисты, дизайнеры. Благодаря «Морю» мы показали, что подростки могут гораздо больше, чем склеить какой-нибудь картонный макет домика. Например, одна из команд строила душ — это был их первый опыт, и на самом деле не такая простая задача построить душ на острове. Один из участников этой команды Артём, которому тогда было 14 лет, сказал очень важную вещь: «Когда я увидел, что в этом душе стали мыться люди, я впервые ощутил, что мой труд получил оценку не от учителя и не от мамы, а как бы от всего общества». Чаще всего до 18 лет дети чувствуют себя как будто ещё малозначимыми, несерьёзными, а здесь на стройке у ребят появилось ощущение материальной реализации своей идеи, что они сделали нечто нужное всем.

«Море за поворотом» стало для нас рубежным проектом. До этого нас звали на различные мероприятия «рассказать про свой социальный проект» или «про детский проект». А с тех пор начали звать прямо в архитектурное сообщество. Мы уже пару лет выступаем на «Казаныше» — это большой международный архитектурный форум. Сначала мне даже было странно и непонятно, а что мы тут делаем. А потом я поняла, что профессиональное сообщество тоже ждет каких-то новых вызовов, непривычных методов работы со средой. А подростки и правда могут больше.

Ещё интересный момент — это командная работа. На стройке невозможно быть звездой, ты просто не потянешь реализацию объекта в одиночку или маленькой компанией, а командная работа очень сплачивает, ты сразу видишь, как люди растут. Так что ребят, которые у нас участвовали в «Море за поворотом» достаточно быстро брали в хорошие бюро, приглашали на стажировки, я понимала, что для них это хороший шанс.

Также благодаря «Морю за поворотом» у нас появилась хорошая мастерская. До него мы арендовали помещения по коммерческим ценам, но в этом году в Казани открылся детский парк «Елмай», и город предложил нам открыть здесь пространство для «Архидетей», то есть разработать мастерскую под наш цикл обучения и сделать всё удобно именно для нас, — это звучало как сказка. Я до последнего, кажется, не верила. В итоге, мы спроектировали пространство вместе с архитекторами и дизайнерами, чтобы оно было комфортным детям и визуально соответствовало нашему миропониманию. И всё сложилось.