Фердинанд Людвиг: «Иногда мне кажется, что растения ведут нечестную игру»
Немецкий архитектор вместе со своими коллегами по бюро Ludwig. Schoenle выращивает мосты, башни и павильоны из живых растений. Они формируют единый организм из сотен деревьев, рассчитывая сложные сценарии роста, дополняя и сращивая, отслеживая естественное развитие и умирание структур. Их работы задают новый вектор восприятия архитектуры: помимо обычных пространственных характеристик развивающаяся десятилетиями постройка получает также и временное измерение
Мое профессиональное образование было вполне традиционным, и только со временем я осознал, что любая архитектура неотделима от природного контекста. Среда нашего обитания — это гибрид природного и городского, границы между ними не существует, а антропоцентрическая парадигма в строительстве сейчас сходит на нет, человек больше не единственный живой организм в теле постройки. Большая часть моей диссертации оказалась посвящена ботанике — так что архитектором меня можно назвать лишь наполовину.
Mы не пытаемся сделать строение полностью живым, поэтизируя его, но, наоборот, визуально обозначаем разницу между металлической трубой и веткой дерева: тем, что статично, и тем, что постоянно меняется
Термин, который мы с моим партнёром по бюро Даниэлем Шёнле используем в своей практике, отражает нашу методологию, которая переосмысливает фундаментальные принципы архитектуры. Bau («строительство») и botanic («ботанический») — это части единого целого. Да, мы создаём объекты из живых организмов, но используем технические элементы в качестве конструктивной основы. И мы не пытаемся сделать строение полностью живым, поэтизируя его, но, наоборот, визуально обозначаем разницу между металлической трубой и веткой дерева: тем, что статично, и тем, что постоянно меняется.
Также мы не пытаемся сымитировать какую‑либо органическую форму. Наши постройки вполне узнаваемы, даже архетипичны, — это мост, башня, павильон. Но в то же время мы не просто воспроизводим привычные типы построек, но и следуем биологической логике роста наших живых элементов. Мы также не пытаемся придать деревьям традиционную символическую функцию столбов-опор, хотя так может показаться на первый взгляд. Мы следуем не тектонике, а ботанике. В традиционной архитектуре диагональный элемент обеспечивает жёсткость всей конструкции, а в наших структурах он самый слабый, поскольку это живое дерево и оно обречено на гибель.
Да, к сожалению или к счастью. Например, мы не пытаемся построить обычный жилой дом. Наши проекты — это экспериментальные живые структуры, существующие на границе между ландшафтом и архитектурой. Это похоже на чувство, когда выходишь из гостиной прямо под полог древесных крон. Мы переопределяем границы между интерьером и экстерьером и создаём объекты, которые напрямую зависят от среды и ландшафта.
Заказчики есть не у всех наших объектов, поскольку роль, которую мы на себя взяли в профессиональном мире, связана, скорее, не со строительством конкретных зданий, а с привнесением новых идей и методологий. Но шутки шутками, а идеальный клиент и правда должен обладать ангельским терпением. Проектирование само по себе довольно долгий процесс, а присутствие в наших работах живых организмов с индивидуальными особенностями роста делает его ещё более медленным. Мы принципиально не используем химикаты, но у нас есть свои приёмы. К примеру, мы применяем металлические элементы для коррекции формы ствола или «тиражирование», как в проекте «Платановый куб» (The Plane-Tree-Cube): сращивая одни растения с другими, мы объединили более сотни деревьев в один живой организм и ускорили естественный процесс формирования дерева и, как следствие, сооружения.
Терпеливым, кстати, приходится быть не только клиенту, но и архитектору. Мы же начинаем с маленького ростка и затем стимулируем именно естественный процесс развития, что помогает будущему зданию стать по‑настоящему живым, но делает процесс строительства очень долгим. Однако всё познаётся в сравнении — у садовника на выращивание сада уходит куда больше времени.
Мы программируем весь процесс развития объекта — не только его жизнь, но и смерть. И иногда мы просто оставляем мёртвые элементы в структуре, чтобы они выступали символами жизненного цикла рождения, умирания и обновления
Термин «выращивание» чаще всего используется в параметрической архитектуре, он означает, что в процессе проектирования в программу закладываются определённые параметры или алгоритм, согласно которому компьютер сформирует — то есть вырастит — абстрактный биоморфный объект, который затем будет воплощён в реальности. Мы же используем этот термин иначе. В нашей практике выращивание — это процесс строительства, основанный на естественном росте структур, то есть это понятие используется в своём первоначальном смысле.
Поскольку наша работа — это не традиционное возведение здания по чертежам, проектирование в нашем случае основано на комплексном программировании, и поэтому выращивание у нас — это совокупность архитектурных, технических и биологических аспектов строительства. Мы программируем весь процесс развития объекта — не только его жизнь, но и смерть. Мы просчитываем огромное множество сценариев, способных повлиять на результат, и всё равно он непредсказуем. Представьте любую экологическую систему — тысячи растений на гектар, одни из них распускаются, другие болеют, чахнут и умирают, — это всё естественные процессы. Результат конкурентной борьбы разных особей невозможно просчитать заранее. Мы даже не можем назвать реальные размеры любой нашей структуры, поскольку большая её часть находится под землёй и активно взаимодействует с окружением. И мы не ставим задачу создать идеальный объект, который будет развиваться так, как нам нужно. Какая‑то его часть неизбежно отомрёт. Однако если половина выживет — это успех.
Формирование соединений, 2005—2012
Формирование соединений, 2005—2012
Формирование соединений, 2005—2012
Например, когда мы работали над нашим первым проектом, пешеходным мостом, многие его структурные элементы погибали, но мы только сейчас заменяем их, сращивая с ними растения, которые уже находятся в структуре. А иногда мы просто оставляем мёртвые элементы в структуре, чтобы они выступали символами жизненного цикла рождения, умирания и обновления.
В документации каждого нашего проекта отражены основные этапы становления живой структуры: подготовительные строительные работы без растений, стадия формирования, то есть схватывание и укоренение, и этапы естественного роста — пять, десять, пятнадцать и двадцать лет в зависимости от проекта. Однако не стоит понимать наши схемы буквально, это, скорее, прогноз, перечень инструкций, исполнение которых, по нашему мнению, приведёт к желаемому результату. В проектной документации и состоит основная сложность нашего положения в архитектурном мире, поскольку основное требование всех конкурсов — это визуализация финального результата, что в нашем случае невозможно. Поэтому шансы выиграть конкурс, убедить клиента и получить контракт практически нулевые. Однако наше желание всё‑таки участвовать в профессиональном диалоге подталкивает нас к созданию таких изображений-предположений.
Мы используем слово «законченный» только по отношению к процессам внутри рабочего графика. Конечно, для себя мы устанавливаем предположительную дату перехода объекта в автономное состояние. Это переворачивает традиционную методику проектирования в архитектуре, в которой есть стадия строительства и стадия эксплуатации. У нас эксплуатация уже ведётся, но формирование ещё продолжается. Архитектурная фотография создаёт снимки зданий без людей, а у нас нет стадии готового здания «до прихода человека», мы понимаем, что в присутствии людей любой объект меняется, и стараемся не делать таких изображений.
Мы оставляем мёртвые, отторгнутые части нашей структуры в её теле, да и показываем объекты не только в цвету, но и зимой, когда они выглядят не празднично и не уютно. Мы глубже понимаем феномен дерева, чем садовник
Зачастую наши детали, узлы и крепления — не что иное, как намеренная провокация, на которую ведётся даже самый искушённый зритель. Всему виной эта самая эмпатия, не просто поэтизация, но сакрализация природы. Однако реальная природа, от которой человек отделяет себя как раз посредством её сакрализации, совсем другая. Её законы жестоки, они включают естественный отбор, формирование пищевых цепочек и другие отнюдь не поэтичные процессы. Мы сами ежедневно едим и убиваем живые организмы, не придавая этому значения. Такова жизнь. Мы же показываем зелёную архитектуру в её подлинном виде, наша цель — заставить человека думать, а не жить в мире поэтических иллюзий. Именно поэтому мы оставляем мёртвые, отторгнутые части нашей структуры в её теле, да и показываем объекты не только в цвету, но и зимой, когда они выглядят не празднично и не уютно. Мы глубже понимаем феномен дерева, чем садовник.
Не могу сказать, что у меня есть однозначная позиция по этому вопросу. Человек сильнее мира растений. Он использует механизмы, чтобы выкорчёвывать пни, замещать одно дерево другим, интегрировать растения в новый контекст. При этом может показаться, что он определяет судьбу живых организмов, но это неправда. Мы не можем заставить растение принять желаемую форму, игнорируя естественные процессы его роста. Растение просто погибнет, и цель не будет достигнута. Однако такие попытки были. В начале XX века немецкий архитектор Артур Вихула пытался воссоздать привычную нам архитектуру из живых деревьев с нужной строителям толщиной стен, замкнутым периметром и неоготическими украшениями. Он работал не покладая рук больше двадцати лет, пытаясь доказать, что можно вырастить обычный жилой дом с крышей и окнами, но ни к чему не пришёл. Скажу не без доли иронии, что понимаю, почему его замысел провалился. Он недооценил временную составляющую процесса роста дома. На эволюцию дерева ушли миллионы лет, и если просто так её игнорировать, растения всегда будут диктовать нам свои условия. Иногда мне даже кажется, что они ведут нечестную игру.
