2010-е

,

Северные страны

,

Дания

,

Дизайн

,

Монологи художников

,

Паблик-арт

,

Урбанистика

Superflex: «А мы выяснили, что картина — подделка»

Датские художники делают проекты на стыке всего: дизайна и искусства, торговли газировкой и выставок медицинского оборудования, арт-экспертизы и монтажа музыкальной системы в парке, — им наплевать на классификации и границы. В марте 2017‑го они были выбраны авторами следующего большого проекта в Турбинном зале Тейт Модерн — одном из самых престижных пространств мира

№ 1 (600) / 2017

Superflex

Арт-коллектив, основанный Якобом Фенгером, Расмусом Нильсеном и Бьорнстерном Кристинсеном в 1993 году. Свои работы художники называют «инструментами», подчёркивая их служебный характер в исследованиях современной экономики и социальных конфликтов

Superflex. Однажды на Диком Западе, 2016
Вид экспозиции Superfake / The Parley в Художественном музее Лунда, Швеция

Однажды мы делали выставку в Университете штата Аризона и обратили внимание на тамошнюю коллекцию. Первоначально она принадлежала местному меценату Оливеру Джеймсу, который покупал у художников только по одной работе. Его интересовали исключительно изображения Дикого Запада, где истинный американец представал бравым ковбоем и победителем индейцев. Коллекционеру хотелось убедить всех, что настоящий представитель его нации именно таков. Центральным произведением этого собрания считалось полотно «Переговоры» Фредерика Ремингтона, якобы последний шедевр этого автора. Уже в 1990‑х появилось предположение, что картина — подделка, но тогда этот вопрос как‑то замяли. Мы же раскопали эту историю, провели анализ методом электронной микроскопии и обнаружили в красках оксид титана, который никак не мог использовать художник конца XIX века. Эта работа была принципиально важна для коллекции университета и для местного сообщества в целом, а мы выяснили, что это подделка. Причём для нас это больше, чем история одного полотна, это разоблачение определённого типа культуры — искусственного и целиком фальшивого образа ковбоя, который мы знаем только из фильмов, где ковбои почему‑то считаются героями.

Superflex. Парк Суперкилен в Копенгагене, 2011

Всё это исследование и стало нашим произведением «Однажды на Диком Западе», которое вызвало большой резонанс. Картина, разумеется, резко упала в цене. Но вот вопрос: стала ли она менее ценной для зрителей? На наш взгляд, псевдо-Ремингтон стал интересней после истории с разоблачением: мы узнали много нового о том, как коллекционер планировал своё собрание, кучу дополнительных фактов о картине. Увы, это мало утешает университет, но это уже другая проблема.

Прежде чем стать художниками, мы все выучились на фотографов-документалистов, и нам по‑прежнему интереснее всего социальные проблемы, однако сейчас мы научились реагировать на них так, как реагируют художники. Вот, например, история, которая нам лично близка: проблема парка Суперкилен в Копенгагене. Он находится вплотную к нашей студии, мы его знаем и любим. Журналисты создали ему репутацию «неблагополучного» пространства, поскольку он находится в центре эмигрантского района. То есть, по сути, проблема состоит только в том, что в этом районе живут очень разные люди.

Superflex. Качели-Багдад (Ирак). Парк Суперкилен в Копенгагене, 2011

Конечно, возможность заняться перестройкой родного для нас парка была чрезвычайно приятной. Мы решили разместить там максимально разные объекты — те, что принадлежат странам, откуда приехали все эти люди, или которые они посетили в их прошлых и будущих путешествиях. Все соседи выбирали эти объекты. То есть то, что журналисты считали главной проблемой района, мы сделали своей точкой опоры.

Это напоминало плохие американские шоу про ремонт домов, а мы взяли идею и перенесли этот кошмарный «Уолт Дисней» в госпроект

Теперь другой уровень. В Копенгагене при создании важных пространств или зданий всегда проводится бесконечное число обсуждений, куда приглашают местных жителей, а за ними наблюдают городское управление и архитекторы. Это страшная тягомотина: десять или двадцать собраний, куда ходят обычно одни и те же люди — как правило, чтобы пожаловаться на что‑нибудь. Нормальных‑то людей туда силком не затащишь. Поэтому мы начали сами обходить район и разговаривать с жителями, которые никогда в подобных обсуждениях не участвуют. Это тоже было формой социальной критики того, как все эти согласования принято проводить в Дании. Мы ходили и у всех спрашивали: чего бы вы хотели? Это напоминало очень плохие американские шоу про ремонт домов, когда съёмочная группа едет в какой‑нибудь пригород и спрашивает хозяев дома, каким бы им хотелось его видеть. Потом они — вуаля — делают всё в соответствии с этими пожеланиями, и получается этакий кошмарный «Уолт Дисней». Это очень страшно, и всё‑таки в этом есть какая‑то приятная созидательная энергия. Вот мы и взяли эту идею и перенесли её в госпроект.

Например, двое ребят мечтали поехать на Ямайку, потому что они играют этническую музыку, — мы купили билеты и все туда поехали. Там они нашли музыкальную систему, а мы её оплатили и установили в парке. Ещё у нас была пожилая пара, которая поехала в Испанию смотреть корриду… А представляете, если бы мы просто и скучно выполняли работы по городскому планированию. Теперь это самый любимый наш проект!

Superflex. Чёрная и Красная площади. Парк Суперкилен в Копенгагене, 2011

Искусство — оно же может быть совершенно разным, неважно, как зрители его будут считывать. Например, когда мы в сотрудничестве с бразильскими фермерами изготавливали газированные напитки и продавали их в супермаркете, некоторые люди покупали их, потому что им понравился вкус, другие — чтобы поддержать социально ответственный проект, третьи — во имя искусства. А мне на самом деле наплевать, что ими двигало. Современное искусство — оно потому такое классное, что предполагает прочтение на многих разных уровнях. Вот сейчас мы делали выставку медицинского оборудования в Швейцарии и предложили коллекционерам купить наши работы оттуда, только принадлежать они им не будут. Это медицинское оборудование для операционных поедет в Сирию и поступит в больницы, а коллекционеры получат фотографии с изображением этих операционных. Это социальный проект, но это и художественное произведение. И, как и с напитком, мне всё равно, что двигает покупателями — политические взгляды, филантропия или понимание системы искусства. Мы обыграли идею реди-мейда, включённости в арт-контекст и исключения из него. Наша работа рассказывает о ценностях, силе и власти искусства. А ведь первое, что ИГИЛ (запрещённая в России террористическая организация. — Прим. ред.) разрушает в Сирии, — это культурные ценности. С их помощью можно на расстоянии нанести очень сильный психологический удар, после такого очень сложно встать на ноги. А мы пытаемся лавировать между созданием объектов культуры и тем, что может спасти чьи‑то жизни.