Андрей Люблинский: На самом деле эксперименты с объектами в городской среде были и до этого, а «Петербургский проект», скорее, — история про памятники. Мы проанализировали все увиденное на тот момент в городской скульптуре и сделали с точностью до наоборот. Мысли об этом проекте как о паблик-арте появились позже, когда мы увидели заинтересованность зрителей. Люди стали обсуждать возможности установки «конструктора» в городском ландшафте.

Мария Заборовская: Проект был задуман и как публичный в том числе, но публичным он так и не стал. У нас было много проектов, но в основном они не были восприняты нашим культурным пространством. Мы продолжали работать «в стол», и когда паблик-арт пришёл к нам в лице Наили Аллахвердиевой из музея PERMM, нам, можно сказать, осталось только изменить масштаб чертежей.

Мария Заборовская: Были ещё скворечники с логотипами известных компаний, Trashmen (человек, бросающий мусор в корзину). Но первым по‑настоящему публичным я бы назвала Red People. Это гиперпубличный проект и таким он получился в силу стечения многих обстоятельств.

Андрей Люблинский: Однажды глядя на серые петербургские крыши, я подумал, что им не хватает ярких пятен. Не открою Америки, если скажу, что нашим городам, особенно северным, недостает красок. Большинство работ нашей группы так или иначе связаны с яркими, открытыми цветами. Кроме того, я всю жизнь живу в спальном районе и в отличие от многих петербуржцев мне он нравится. Но с изящными искусствами там большие проблемы. Может быть, именно по этой причине в таких районах больше наркомании и случаев суицида. Все эти рассуждения стали актуальными, когда Музей городской скульптуры попросил наш «Петербургский проект» для одной своей выставки. Вместо этого мы решили сделать что‑то новенькое, и тогда я вспомнил о крышах в спальных районах. В свое время мы много работали с деревянным бруском — это ведь самый доступный материал, и нам захотелось создать антропоморфный персонаж. Так возник «Человечек». На той музейной выставке «Человечек» не вызвал никакого интереса. После этого мы год вели переговоры с «Этажами», но в итоге они профинансировали нашу выставку.

Мария Заборовская: Мы достаточно быстро поняли, что человечек — это универсальный модуль, с которым и в пир, и в мир, и в добрые люди. К моменту выставки в «Этажах» как раз пришло понимание его тотальности. Пошли новые ветви — добавился текстильный раппорт, комикс.

Мария Заборовская: Да, там контекст сыграл ключевую роль и, конечно, медиа.

Андрей Люблинский: В первую очередь, наверное, важна интерактивность, необходимо, чтобы объект вступал во взаимодействие со зрителем или, наоборот,
зритель с объектом.

Мария Заборовская: Да, и на нём каким‑то образом должно быть сконцентрировано общественное внимание. А сам объект может быть, вероятно, любым.

Андрей Люблинский: Группа Pprofessors работает в четырёх направлениях: искусство, дизайн, в основном графический, преподавание, создание игр и игрушек. Многие не считают нас художниками. Скорее всего, мы и не художники. Мы вышли из дизайна, но куда наши вещи пристроить, непонятно. Это не концептуальное искусство, поскольку они находятся вне модных дискурсов, но и не дизайн, поскольку «человечки» нефункциональны.

Мария Заборовская: Конечно, разница есть как минимум в функциональном плане. Однако я не вижу особой необходимости её подчёркивать. Мы с Люблинским можем снабдить свои арт-объекты ещё, например, скамейками в том же ключе и подумать о дизайнерском решении окружающего пространства. Это всё может плавно перетекать одно в другое. Не вижу здесь конфликта.

Мария Заборовская: Паблик-арт и новые медиа абсолютно неразделимы. Собственно медиа и делают здесь главное дело. Думаю, что бурное развитие в этой сфере в последние годы — результат именно «медийной революции». Пример тому — бурные дискуссии, например, о наших красных человечках в Facebook, LiveJournal и т. д.

Мария Заборовская: На коленке — пожалуйста, но это только начальный этап. Дальше всё равно нужно доводить идею до уровня продукта.

Мария Заборовская: Красный человек по‑своему, конечно, технологичен, хотя это достаточно простая система и сборка у неё простая. Часто возникает больше сложностей с безопасной установкой, с выбором и подготовкой площадки. Всё относительно — из объектов, установленных в Перми, деревянные красные человечки, вопреки слухам, — самые малобюджетные.

Андрей Люблинский: Мы делаем только макеты и чертежи, а также ведём авторский надзор. Работа с разными материалами требует разных специалистов — сварщик должен сварить, столяр — стружку добывать и т. д. Каждый должен заниматься своим делом. Красить «человечков» должны специальные люди в специальных костюмах, работающие в специальных камерах.

У Люблинского в проекте Good / Bad есть образ «плохого» (Гитлер) и образ «хорошего» (Зайчик). Так вот, Гитлер подвергался цензуре не раз, как «некорректный» злодей

Мария Заборовская: Это довольно сложный вопрос. У Люблинского в проекте Good / Bad есть образ «плохого» (Гитлер) и образ «хорошего» (Зайчик). Так вот, Гитлер подвергался цензуре не раз. Хотя в произведении Люблинского он проходит как воплощение зла. Он был не раз удалён цензурой как «некорректный» злодей. Логотипы известных компаний — тоже больная тема в нашем творчестве. То их нельзя изображать, то работы с ними нельзя фотографировать, так как они могут быть восприняты как скрытая реклама. В общем, так или иначе подобные проблемы периодически возникают.

Андрей Люблинский: Насколько я понял, в какой‑то момент пермские власти хотели сократить количество городской рекламы: ставишь арт-объекты — сохраняем за тобой рекламное место. Меня пригласили в Пермь посмотреть, где можно разместить искусство. Оказалось, что это сталинская архитектура, она вся имеет крыши с уклоном. А суть «Красного человечка» в том, что он состоит из прямых углов. Нам было нужно, чтобы он сидел на плоской крыше, желательно на доме 1970‑х годов постройки. Я решил отказаться от проекта, но куратор Наиля Аллахвердиева добилась того, чтобы красный человечек появился на плоской крыше органного зала филармонии, который расположен между законодательным собранием и правительством Пермского края. Мы придумали композицию из четырёх человечков. Один сидит на стуле, два катятся на самокатах. Ещё один, светящийся, сидит на крыше Органного зала. Вид человечка с маленькой головой и поднятой рукой — как будто он участвует в голосовании — наделал много шума в Перми, особенно среди местных депутатов, чуть ли не вызвал панику.

Андрей Люблинский: Наверное. Пиком этого контакта было требование депутатов к администрации убрать человечков в обмен на принятие краевого бюджета. Был и другой пик, в декабре 2011 года их убрали по требованию политтехнологов «Единой России». Они сказали, что если человечков убрать, то за партию проголосует на десять процентов больше. Их убрали, но ненадолго. Светящийся человечек отправился на экскурсию в Петербург. Он месяц сидел на крыше Центра Курёхина. И никакой реакции.

Андрей Люблинский: Дизайнерское образование хорошо тем, что приучает работать по месту и по бюджету. Задумывая проект, мы всегда отталкиваемся от бюджета, технологии, конкретной ситуации и т. д. Для меня важна возможность развития: делать новые проекты, продвигать старые. Идей — фонтан, но зачем придумывать вещь, которую невозможно реализовать? Впрочем, не хотелось бы остаться автором только «Красных человечков», но если даже будет так, меня это вполне устроит.

Живая реакция — свидетельство благополучия общества. Плохо, когда все зажрались. В какой‑то мере это относится к Петербургу. Вот кеды завезли, но паблик-арта явно не хватает

Андрей Люблинский: Наоборот, живая реакция — свидетельство его благополучия. Плохо, когда все зажрались. В какой‑то мере последнее относится к Петербургу. Вот кеды завезли, но паблик-арта явно не хватает.

Мария Заборовская: Скорее это индикатор так называемого благополучия, хотя у меня уже нет уверенности в «устойчивом развитии» какого‑либо современного общества.