Выставки

,

Импрессионисты

,

Канада

Канада и импрессионизм. Новые горизонты

Где: Fondation L’Hermitage, Лозанна
Когда: 24 января — 24 мая 2020 года

Когда слышишь про выставку канадских импрессионистов из тридцати пяти имён, фактически тебе неизвестных, поневоле начинаешь сомневаться в своей квалификации, однако на самом деле за пределами своей страны это явление малоизвестное и, более того, — дискуссионное, так же, как и вопрос о существовании других национальных школ. Во второй половине XIX века вместе с французскими художниками работали множество приезжих — от аргентинцев до вьетнамцев. То, что они сейчас вынесены за скобки, — это достижение французской культурной политики, убеждена куратор выставки Катерина Атанассова. Страна целенаправленно выделяла деньги, чтобы продвигать импрессионизм как истинно французское, национальное явление. Тем не менее, хотя бесспорно, что это направление родилось во Франции, остальные художники не были статистами или простыми подражателями, они также вносили свой вклад в развитие этого способа видения и изображения мира. Тем более канадцы, которые очень рано обосновались в Барбизоне и Живерни: в отличие от многих, они никогда не копировали, но находились под большим впечатлением от метода и развивали его. Живерни обычно знают как место работы Моне, но художников с североамериканского континента там было гораздо больше, чем французов, и до сих пор существует немало споров, учились ли канадцы у Моне или просто жили рядом и здоровались при встрече.

Кларенс Ганьон. Поезд зимой, около 1913—1914
Холст, масло, 56 × 71 см

Однако начнём с предыстории. Самостоятельное канадское искусство начало развиваться уже после того, как страна, побывав сначала французской, а потом английской колонией, обрела статус самоуправляемого британского доминиона в 1867 году. В искусстве любой страны период романтизма — это время осознания себя как нации, переживания своей уникальности, поиска собственного «я». Так что в Канаде искусство начинается с вопросов «кто мы?» и «какие мы?», и именно поэтому в первую очередь развивался пейзаж, обязательно зимний и снежный. Лето почти не изображали, а это значит, что художникам требовалось, прежде всего, понять, каким способом изображать снег, мир, где почти нет других цветов, кроме белого, и как использовать для этого свет. Импрессионизм оказался именно тем направлением, внутри которого эти все задачи можно было решить. В особенностях массового паломничества канадских художников во Францию много социальных причин: в большинстве своём они происходили из Квебека, франкоговорящей части страны, и предпочитали работать там, где не возникало языкового барьера; канадские города на тот момент только начинали развиваться, поэтому местным художникам было неинтересно рисовать города, особенно Париж, и они отправлялись в деревню; во Франции была очень развита практика колоний художников — а это была максимально комфортная форма жизни для приезжих, благодаря которой они не теряли друг друга; наконец, во Франции учиться живописи могли и женщины, а девушек среди приезжих канадских художников было неожиданно много.

Артур Доминик Розер. Зима в Квебеке, вёдра для берёзового сока, 1913
Холст, масло, 66,7 × 55,9 см

Тем не менее, прежде всех социальных причин, именно импрессионизм решал все технические проблемы, стоявшие перед канадцами на тот момент. Если, например, французская академическая живопись концентрировалась на человеческой фигуре, то для канадских авторов женское тело — это полотно, по которому каким‑то способом движется свет. Ещё один вопрос, который разрабатывался французскими импрессионистами, — это новый уклад жизни художника. В канадском искусстве ответов на него ещё не было, и гости учились тому, что художники живут колониями и работают на открытом воздухе, тому, как они обустраивают свой быт и совместные досуги. При этом, когда оказываешься в основном пространстве экспозиции с работами Морриса Каллена, Уильяма Блера Брюса и Уильяма Бримнера, который первым переехал в Живерни, видишь перед собой не подражателей и учеников, а таких же французских мастеров, пусть менее известных в Европе, со всей возможной страстью изучавших свет и способы его изображения. Важнейшая фигура здесь — Джеймс Уилсон Моррис, практически единственный из канадцев предпочитавший Париж деревне. Его называли среди ведущих фигур французского искусства, и даже Морозов начал сперва покупать его, а потом уже Матисса. Моррис, в частности, занимался проблемой совмещения и взаимовлияния в одной работе естественного света из окон и искусственного света от уличных фонарей. Он думал, как зафиксировать дождь и как при этом меняется поверхность асфальта с его градациями серого и отражениями в лужах. Он старался включить себя в пространство картины, не изображая: точка обзора, с которой он пишет город, — почти всегда столик уличного кафе, и таким образом автор становится участником изображаемой сцены. То есть речь идёт о круге задач, общем для многих живших тогда во Франции авторов.

Лаура Мюнц. Розовое платье, 1897
Холст, масло, 34 × 45 см

Что касается устройства самой выставки, то это во многом череда утверждений из серии «вы не знали, а на самом деле». Первое и главное из них — это само представление Европе канадского импрессионизма как полноценного явления, а его художников — не как третьестепенных фигур. Второе — то, что важно уже для самой Канады, — признание, что импрессионизм определил развитие всего последующего национального искусства, поскольку во Франции канадские художники удивительным образом учились изображать именно свою страну. За этими двумя принципиальными задачами следует ещё много разных «на самом деле». Например то, что достижения художниц-колонисток признавали и уважали, что их выставляли в Салонах наравне с мужчинами, а замалчивать их роль стали гораздо позже. Или то, что детский портрет, который считается женским жанром, им вовсе не является — и вот вам целый зал детских портретов, созданных мужчинами, в том числе Полом Пилом, прославившимся именно изображениями детей.

Морис Каллен. Зима в Морэ, 1895
Холст, масло, 59,7 × 92,1 см

Fondation L‘Hermitage в Лозанне идеально подходит для экспонирования импрессионизма: это светлое проницаемое пространство с большими окнами, в которых видны те же пейзажи, что и на стенах. Оно создаёт великолепную раму и контекст, не требуя никакой навороченной сценографии. Тем не менее самый интересный, пожалуй, раздел выставки обнаруживаешь, спустившись в подвал. Там выставлены пейзажи, которые создавали вернувшиеся в Канаду художники, освоив то, что им смогла дать Франция. Примечательно, что Моррис, рисовавший город, домой как раз и не вернулся. А его коллеги, например Каллен, вернулись, причём многие именно в тот момент, когда на волне Первой мировой войны вопрос национальной идентичности и национальной гордости стал первостепенным. Они и выучили целое поколение новых художников тому, что снег нужно изображать не белым, а фиолетовым, оранжевым и розовым, а стены деревянных домов должны стать какими угодно, но не чёрными. Интересно, что сам пейзаж остался у них именно зимним, притом что это худшее время для пленэра. И если в основном пространстве экспозиции эти авторы — просто ещё несколько французских художников, то в подвале обнаруживается именно канадский импрессионизм. А за ним — продолжением истории — работы первой чисто канадской художественной школы «Группа семи», где урок импрессионизма не забывается, но оказывается основой для новых идей.