XIX век

,

XX век

,

2000-е

,

Индустриальное искусство

,

Фотография

,

Экология

Камера внутреннего сгорания: промышленность в фотографии с XIX до XXI века

У индустрии и фотографии сложился полноценный любовный роман: общее детство на промышленных выставках, совместная работа на строительстве мостов и железных дорог, период упоения друг другом и последующего охлаждения, ностальгия и попытки воскресить былую страсть на новом этапе и в другой части света

№ 2 (593) / 2015

Виктория Мусвик

Куратор, критик и исследователь фотографии, преподаватель. Сотрудничает с изданиями «Коммерсант», «Время новостей», «Культура», «Известия», Vogue, Harper’s Bazaar, профессиональными СМИ для фотографов

1839—1851: Восторг от индустрии

Уильям Генри Фокс Тальбот. Вид Всемирной промышленной выставки, Лондон, 1851
Калотипия, 17,5 × 22,4 см

Фотография — любимое дитя современности; наравне с фабрикой, паровым двигателем, автомобилем и колесом обозрения — одно из технологических новшеств индустриальной эпохи. Как известно, её одновременно придумали француз Луи Жак Манде Дагер и англичанин Уильям Генри Фокс Тальбот, назвавший этот процесс «калотипия» или «тальботипия». Последнему принадлежит и слава изобретателя негатива: в отличие от существовавших в единственном экземпляре дагеротипов, фотографии Тальбота были воспроизводимы. Когда в 1839 году объявили об изобретении, его сочли весьма прогрессивным и исполненным духа времени. Тогда же, начиная с 1840‑х, стали открываться первые промышленные ярмарки, где мировые державы соперничали друг с другом в демонстрации самых эффектных технологических достижений и впечатляющих механизмов, собирая огромные толпы. На таких мероприятиях бок о бок выставлялись плоды научных открытий и достижения культуры. Самым ярким событием стала открывшаяся в 1851 году в лондонском Хрустальном дворце первая Всемирная выставка промышленных достижений всех народов. На ней демонстрировались и камеры, и линзы, и фотографии как продукт новых технологий. Общий каталог экспозиции и особенно вторая его часть — «решения жюри» — были проиллюстрированы калотипами. Снимки хитроумных механизмов и общих видов выставки для этих изданий выполнили фотографы Клод-Мари Феррьер и Хью Оуэн, а напечатал — бывший ассистент Тальбота Николаас Хеннеман. Роль Тальбота как изобретателя и владельца патента была упомянута в этих томах, но вместо платы за использование созданной им технологии он получил пятнадцать копий каталога.

1850-e—1890‑е: По стопам прогресса

Луи-Эмиль Дюрандель. Строительство Эйфелевой башни, 23 ноября 1888
Альбуминовая серебряная печать, 43,2 × 34,6 см

Многие фотографы второй половины XIX века были страстно увлечены съёмкой паровозов, мостов, хитроумных машин, а также новых музеев и театров. Человек с камерой неустанно шёл по стопам прогресса, технического и культурного. Француз Луи-Эмиль Дюрандель одним из первых снял великие строительные проекты — сооружение Эйфелевой башни и базилики Сакре-Кёр, отделку Гранд-опера в Париже и строительство театра в Монте-Карло. Один из знаменитых мастеров эпохи, Александр Гарднер, прославившийся своими фотографиями Гражданской войны в США и казни убийц Авраама Линкольна, после подписания мирного договора был нанят железнодорожной компанией Union Pacific Railroad, чтобы детально отснять местность, предназначенную для строительства новых веток. Для Гарднера железные дороги были символом новой прогрессивной эпохи, которая сделает людей ближе друг к другу, а медицинскую помощь доступнее. В этот период железнодорожные сети бурно росли в большинстве стран, их инженерам требовались точные изображения построенных путей, депо, станционных павильонов, поездов. Также фотографы снимали на заказ портовые доки, станки на фабриках и сталелитейные заводы. На рубеже XIX и XX веков подобных проектов стало особенно много, а индустриальная фотография оформилась в отдельный технический жанр. Наибольшего расцвета она достигла в США, где ею занимался целый ряд организаций вроде Детройтской фотографической компании. Например, официальный фотограф строительства Панамского канала Эрнест Халлен, документируя каждую стадию проекта, создал более десяти тысяч негативов.

1900‑е: Человеческий фактор

Альфред Штиглиц. Рука человека, 1902
Фотогравюра. 24,1 × 31,8 см

Со временем на индустриализацию обратили внимание не только документалисты, но и фотохудожники. Интересно, что первые важные работы в этой области принадлежат пикториалистам. Сегодня это направление кажется нам чрезвычайно архаичным, а между тем именно эти авторы в начале ХХ века были одними из самых смелых экспериментаторов. Альфред Штиглиц и Элвин Лэнгдон Коберн создали ряд работ, которые запечатлели перемены вокруг них и приобрели мировую известность. Эти отпечатки потребовали кропотливой работы и не были рассчитаны на повторное воспроизведение: в большинстве случаев они существуют в единственном экземпляре. В каком‑то смысле этот подход противостоит победному шествию индустриализации и связанной с ней логике массового производства, доступности товаров и демократизации искусства. В пику фотографам-профессионалам пикториалисты именовали себя «любителями», презрительно отзываясь о технических новшествах, позволявших добиваться реалистического сходства изображения с предметом, о «мёртвой камере» документалистов и создаваемых ими «протоколах». Тем не менее в снимках Штиглица всё‑таки присутствует любование красотой механизмов, самое важное в них — то, что они созданы людьми. Мы наблюдаем, как мягкий свет, размытые контуры предметов и даже названия фотоснимков подчёркивают человеческое присутствие в промышленных объектах: вклад инженерного гения и труда рабочих в эволюцию машин. Дымящая труба паровоза предстаёт у американского классика волшебным и загадочным знаком новой эпохи.

1910‑е: Не быть винтиком

Льюис Хайн. Стекольщики. Полночь. Индиана. Август 1908
Фотография

Восторженное отношение к прогрессу довольно быстро сменилось критикой бездушной фабрики-молоха, безжалостной к людским судьбам. Вальтер Беньямин вслед за Карлом Марксом писал о деструктивности технологий: слишком большое количество машин уничтожит общество, «энергия, развиваемая техникой, […] разрушительна», а занятые монотонным трудом люди превращаются в автоматы, «полностью уничтожившие свою память». Американский фотограф, социолог и борец за общественные реформы Льюис Хайн начал в 1908 году то, что сам называл «детективной работой». Он много ездил по США и делал снимки детей, трудившихся на заводах и в полях. Угольные шахты, хлопковые плантации, прядильные фабрики — кажется, Хайн побывал везде. Часто начальники производств пытались помешать смелому социологу с камерой. По словам историка фотографии Дейла Каплана, чтобы получить доступ на предприятия, Хайн притворялся то коммивояжёром, то продавцом Библий или открыток, то пожарным инспектором, то индустриальным фотографом, занятым технической съёмкой заводских машин. На некоторых снимках мы видим трёх-, шестилетних детей, работающих по 8—12 часов в день. Усилия Хайна и его соратников по Национальному комитету детского труда увенчались успехом: многие штаты запретили приём на работу несовершеннолетних, а в 1938 году Конгресс принял закон о справедливых условиях труда, распространивший запрет на всю страну.

1920‑е: Красота обыденности

Альберт Ренгер-Патч. Формы для выпечки на охлаждающей ленте. Фабрика Jenaer Glaswerk Schott & Gen, Майнц, 1957
Ч/б фотография, 22 × 16 см

Страшные события Первой мировой войны привели к краху надежд и оптимизма новой индустриальной эпохи. На волне общих упаднических настроений в Германии родилось движение «новая вещественность» (Neue Sachlichkeit), которое поставило своей целью запечатлевать мир таким, какой он есть, — без прикрас, живописности и романтизирующего ореола. Директор Мангеймского музея Густав Хартлауб, введший термин в оборот, так говорил о причинах стремления художников к новому реализму: «Это было связано с повальными настроениями цинизма и покорности судьбе, которые охватили немцев после того, как обратились в прах их радужные надежды на будущее». Тем не менее один из главных мастеров направления Альберт Ренгер-Патч назвал свой альбом 1926 года «Жизнь прекрасна». Фиксируя на плёнке предметы массового производства, фотограф воспевал чёткий ритм и красоту обыденности. Некоторые снимки промышленных зданий, выполненные Ренгером-Патчем, стали предвестниками более поздних опытов Бехеров. Его коллеги запечатлевали модернистскую архитектуру домов и мостов (Вернер Мантц) или обнаруживали неожиданную чувственность в простых индустриальных конструкциях (Хайнц Хайек-Хальке). В США параллельно развивались направления «новой объективности» и «непосредственной фотографии» — знаменитая работа Excusado Эдварда Уэстона хоть и напоминает «Писсуар» Марселя Дюшана, говорит, скорее, не о жажде эпатажа и радикального жеста, а о поиске красоты в массовой штамповке и повседневной фабричной продукции.

1930—1940‑е: Передовики производства

Маргарет Бурк-Уайт. Нефтехранилища Standard Oil Co. в Огайо, 1930‑е
Серебряно-желатиновая печать, 22,5 × 32,7 см

Гигантские сварочные агрегаты и искрящиеся домны, сияющие лица передовиков производства, поэзия труда — никогда ещё американская фотография не была так близка советской. Маргарет Бурк-Уайт, позже прославившаяся военными кадрами, начинала как индустриальный фотограф. Она стала первым западным автором, кому позволили посетить Советский Союз и снять плоды индустриализации первой пятилетки. Менее известны цветные фотографии исследовательских миссий двух американских правительственных учреждений — Ведомство по защите фермерских хозяйств (Farm Security Administration) и Бюро военной информации (Office of War Information). Во время Великой депрессии и Второй мировой войны десятки фотографов были командированы государством в различные штаты, дабы запечатлеть во всех подробностях жизнь простых людей. Нам известны в основном чёрно-белые работы Доротеи Ланж и Уолкера Эванса, снявших быт обедневших фермеров, жертв индустриальной эпохи. Однако фотографы миссии также сделали множество цветных кадров. Например, изображения «клепальщиц Рози» — женщин, заменивших на производстве ушедших на фронт мужчин. В подобных работах можно найти и отличия от советской фотографии: не столь сильная напряжённость лиц, большее внимание авторов к индивидуальным чертам героев, меньшая их типизация. Отчасти это объясняется намного более тяжёлым положением СССР в предвоенные и военные годы. Однако важны и гуманистические результаты миссии FSA: увидев снимки, чиновники отказались от идеи насильственно сгонять фермеров в коллективные хозяйства, превращавшие сельский труд в разновидность фабрики, и, прислушавшись к их пожеланиям, переключились на поощрение частной инициативы.

1960‑е: Рождение ностальгии

Бернд и Хилла Бехеры. Водонапорная башня, 1969­—1993
Серебряно-желатиновая печать, 40 × 30 см

Познакомившиеся во время учёбы в дюссельдорфской Kunstakademie, Бернд и Хилла Бехеры обнаружили общее увлечение объектами уходящей индустриальной эпохи. В конце 1950‑х они стали фотографировать промышленные постройки — сначала в родной Рурской области, а в последующие десятилетия объехали всю Европу и США (попасть в СССР Бехерам так и не удалось). Фотографы снимали домны, шахты, силосные и водонапорные башни, оказавшиеся под угрозой сноса, как только они устаревали и переставали служить промышленному развитию: в своих прогрессистских устремлениях эпоха ничего не планировала на века. Работы Бехеров быстро стали узнаваемыми: съёмка осуществлялась в пасмурные дни, объект располагался в самом центре кадра. Несколько снимков аналогичных сооружений помещались в ряд, образуя так называемые типологии. Свою манеру Бехеры называли «старомодной», настаивая на возврате к переосмысленной «новой вещественности»: «Мы просто фотографировали предмет, как он того требовал. Каким ему хотелось бы себя видеть. Как Август Зандер, который фотографировал людей так, как они хотели быть изображёнными». Бехерам удавалось парадоксальным образом совместить строгий исследовательский подход историка-архивиста и подчёркнутую меланхоличность личного отношения к постройкам, которые вот-вот исчезнут с лица земли. На волне этой ностальгии фотографы участвовали в кампании за сохранение шахты Цоллерн-II в Дортмунде; её отстояли, однако, по оценке самих авторов, 95 % отснятых ими сооружений погибло. В результате многолетней преподавательской работы Бехеры основали одну из самых влиятельных фотографических школ современности. Среди их учеников наиболее известен Андреас Гурски, работающий с индустриальной проблематикой в иронично-ностальгической манере.

1970—1980‑е: Крушение индустриальной мечты

Крис Килип. Подросток на стене, Тайнсайд, 1976
Серебряно-желатиновая печать, 23 × 28,5 см

Постиндустриальная эпоха изменила наше отношение не только к идеям прогресса, но и к самой фотографии: из документа она превратилась в метод рефлексии о правдивости или лживости изображения, о многообразии точек зрения. В 1970—1980‑е годы мастера всё чаще совмещают личные переживания и размышления о влиянии индустрии на общество и природу. Трансформировалось и наше восприятие: дым фабричной трубы или сигареты превратился в символ губительного загрязнения окружающей среды. В 1969 году англичанин Крис Килип отказался от коммерческой работы и стал снимать условия жизни в северо-восточных районах Англии. Крушение индустриальной мечты, утрата традиционной культуры, бедность, гибель природы — вот некоторые из его тем. Как ни странно, несмотря на всю депрессивность проблематики работ Килипа, в них обнаруживается очень много мрачного оптимизма. Фотограф умел передать тепло дружеских и родственных связей между людьми, взаимную поддержку внутри общины. Именно за эти качества мастер был любим своими героями, считавшими, что ему удаётся передать эмоциональное наполнение их жизни. В этом Килип следует важнейшей традиции британской фотографии, которая в течение всего ХХ века совмещала социально-критический взгляд на мир с гуманистической перспективой. В рамках того же подхода бедствия уэльских шахтёров снимали документалист Брюс Дэвидсон в 1960‑х и фэшн-фотограф Норман Паркинсон в 1930‑х. Тут же можно вспомнить и недавнюю серию Криса Шоу «Сорняки Уоллеси».

1990‑е: Экологическая катастрофа

Эдвард Буртински. № 4. Из серии «Заброшенные фабрики», Шэньян, Китай, 2005
Хромогенная печать, 99,1 × 124,5 см

В 1990‑е и 2000‑е особую популярность приобрела экологическая тематика. Сразу несколько сильных авторов, включая дюссельдорфцев Андреаса Гурски и Элгера Эссера, начали снимать промышленные конструкции в ракурсах, обычно недоступных человеческому взгляду: панорамы, кадры с высоты птичьего полёта; известные романтические пейзажи, искажённые индустриальным развитием и т. д. Наиболее ярко эта тенденция воплотилась в работах Эдварда Буртински. Этот канадский мастер создаёт масштабные цветные полотна, где хорошо заметны результаты деструктивной человеческой деятельности: свалки и заводы по переработке отходов, нефтяные платформы, разработки полезных ископаемых, шоссе и автостоянки, промышленные кварталы. Чаще всего в фокусе оказываются масштабные сооружения, которые невозможно целиком увидеть с земли: съёмка ведётся с возвышенности или вертолёта. Эти работы вызывают сложные чувства — в них присутствуют характерные особенности всех предыдущих этапов индустриальной фотографии: и упоение невиданными доселе возможностями человечества, и красота индустрии, и критика глобализации, и «постгуманистическая» перспектива. Однако впечатляющие пейзажи при внимательном рассмотрении нередко оказываются запечатлённой экологической катастрофой. Подобные акценты, привнесённые нашим временем, хорошо заметны при сравнении этих кадров с более ранней «художественной аэрофотосъёмкой» Георга Герстера.

2000‑е: Контролируемый хаос

Чен Чжаган. Who are the Miners. Из серии «Great Third Front», 2008
Цветная печать, пластификация.

В начале XXI века фокус снова сместился: неподвижное фотоизображение, строгие социальные иерархии и массивные индустриальные конструкции сегодня кажутся принадлежащими миру прошлого. Однако речь не только об изменившихся настроениях зрителей. Сегодня всё большее количество интересных авторов приходит в мировую фотографию с Востока, принося новые перспективы и социально-политическую проблематику. Китайский фотограф Чен Чжаган создаёт гигантские — до четырёх метров шириной — цветные снимки на стыке документальности и постановки. Объектом его интереса стали заброшенные промзоны и разрушенные фабрики, итоги так называемого третьего фронта — периода интенсивного и масштабного индустриального развития в КНР середины 1960‑х годов. Тогда на фоне нестабильной внешнеполитической обстановки промцентры было решено перенести с побережья вглубь страны. Экономический подъём на волне «оборонных идей» быстро сменился кризисом и спадом, смычку между этими двумя этапами в истории страны как раз и изображает Чжаган. Корейский фотограф Чу Ха Чунг в серии «Приятный день» показывает людей, которые возделывают землю, рыбачат и играют с детьми в непосредственной близости от АЭС. Дело в том, что около реакторов живут те, кому по карману лишь очень дешёвое жилье, и для кого переживание собственной нищеты заглушает заботу о здоровье близких. Ещё один пример — работы Наойи Хатакеямы. Снимает ли японский автор серию взрывов при добыче известняка, городские постройки или последствия землетрясений и цунами, его главной темой остаётся противоборство природных стихий и инженерной мысли. У восточноазиатских фотографов не найти ни западного оптимизма начала ХХ века, ни постиндустриального пессимизма: побеждает то та, то другая сторона, и эта двойственность становится главной приметой нынешней ситуации в культуре.