Искусство без рынка

Жан-Жак Герон собирает коллекцию нонконформистов уже тридцать лет, однако впервые представил результаты своих трудов только в прошлом году в рамках устроенной им выставки «Русские художники- нонконформисты. 1960 — 2000» в испанском городе Памплона. Интервью журналу «Искусство» — первый публичный рассказ французского коллекционера о своем собрании.

№ 2 (526) / 2003

Жан-Жак Герон

Французский коллекционер, который уже более 30 лет собирает работы нонконформистов

В 1972 году, когда Вы только начали собирать произведения русских художников, еще не существовало самого названия «нонконформизм». Почему именно эти художники привлекли Ваше внимание?

На самом деле, мое коллекционирование началось не с русских, а с одного кубинского художника. На русских я вышел чуть позже и, можно сказать, случайно: однажды мой приятель, постарше меня и уже разбирающийся в современном художественном процессе, позвал на вернисаж в парижский Гран Пале. Там он задержался у небольшого рисунка: «Это интересно, надо разыскать автора». Художника мы нашли в сто- личном «городке искусств». Это был Михаил Шемякин, живший тогда в Париже. Его работы мне понравились, и я сразу решил купить несколько вещей. И тут же подумал, что, возможно, совершаю опрометчивый поступок: вчера — кубинец, сегодня — русский, завтра — еще кто-то, а в итоге — сумбурная коллекция… Но я уже попал под влияние личности Шемякина, так что решение в пользу русского искусства созрело довольно быстро.
Через Шемякина я познакомился со многими русскими художниками. Сначала заочно, по их работам, а потом, когда они стали переезжать на Запад и многие осели в Париже, — лично. Так что, с одной стороны, все произошло случайно, с другой, — из-за моего изначального желания сосредоточиться на каком- то одном направлении. И, наконец, чем больше я узнавал «нонконформистов», тем сильнее «прикипал» к ним. По натуре я не очень коммуникабельный человек, но, когда общался с ними, чувствовал себя удивительно легко. С другими людьми я не испытывал ничего подобного. Я приходил к ним в мастерские просто ради общения, иногда ничего не покупая. Сейчас я считаю их друзьями и, если вдруг разругаюсь сразу со всеми, то, наверное, перестану пополнять свою коллекцию. Не распродам, конечно, но остановлюсь.

Французы впервые познакомились с современными русскими авторами гораздо позже. Вас — только на выставке в столичном Дворце конгрессов в 1976 году.

Да, там демонстрировались художники, работы которых составляют основу моей коллекции: Оскар Рабин, Валентина Кропивницкая, Лидия Мастеркова, Олег Целков, Владимир Яковлев, Анатолий Зверев, Александр Арефьев, Александр Ней и другие. Мое собрание Михаила Шемякина и Владимира Янкилевского тянет на персональные экспозиции.

Я всегда старался посещать события, посвященные второму русскому авангарду. Летал в США, когда галерист Нахамкин проводил грандиозные выставки русских художников, ездил в Германию. В России я был всего три раза и всегда по случаю крупных экспозиций в Русском музее или Манеже. И хотя с некоторыми художниками я не успел познакомиться лично, их работы — необходимые звенья в истории русского авангарда, и без них мое собрание не было бы полным.

Гарри Файф. Проект для выставки «Скульптурные поля — 2000»
Илья Кабаков. Без названия, 1966
Бумага, чернила, 19,2 x 25,5 см
Валентина Кропивницкая. У костра, 1973
Бумага, карандаш, 51 x 79

Для меня коллекция — это не только живопись и скульптура. Я также собираю статьи, афиши выставок и т. п. У меня есть, напри- мер, экземпляр давно не существующего журнала «Живое искусство» («L'Art vivant»), посвященного теперь уже исторической выставке во Дворце конгрессов. Сохранилась афиша в честь открытия Александром Глейзером в парижском предместье Монжерон «Русского музея в изгнании». Одним из экспонатов моего собрания можно считать и книгу Шемякина «Аполлон — 77», изданную в 1977 году в Париже на русском языке. Поэты, художники, актеры — все, кто не умещался в рамки официального советского искусства, — нашли там свое место. Этот увесистый том давно стал раритетом, и я по-прежнему считаю его лучшим изданием, своего рода энциклопедией русского нонконформизма.

Как, на Ваш взгляд, произведения нонконформистов котируются на французском арт-рынке?

Я думаю, что пока для этой генерации художников рынка как такового не существует. Ему еще только предстоит сложиться. Продажа на аукционе картины нонконформиста достаточно редкое явление. Но, заметьте, и французские художники этого поколения отсутствуют на арт-рынке. Исключение составляют лишь мэтры с мировым именем — Бэкон, Сулаж. Среди русских таковых сейчас нет. В принципе, нужно прожить две-три жизни, чтобы убедиться, получит ли художник настоящую известность.

Владимир Янкилевский. Автопортрет, 2001
Бумага, пастель, коллаж. 60 x 80
Михаил Шемякин. Аполлон
Дерево, масло. 1967. 122 x 80,5
Владимир Немухин. Бубновый валет No1
Холст, акрил, 120 x 100 см

На сегодняшний день, с финансовой точки зрения, я выиграл бы больше, если б на деньги, потраченные на картины, купил, например, квартиру в Париже. Но, как вы понимаете, это совершенно разный подход к жизни. История искусства и время, как всегда, расставят точки над «i». Ведь за исключением Пикассо, который уже при жизни стоил дорого, художники ХХ века выросли в цене спустя пару поколений.

Получается, что Вашу коллекцию нельзя назвать выгодным вложением капитала…

В современной ситуации рано говорить о «капитализации». Большую ошибку совершает тот, кто приобретает искусство для прибыли. Если коллекционер покупает только потому, что ему действительно это нравится, тогда он не проиграет. Но процесс рыночного признания русских нонконформистов идет сейчас в правильном направлении. Возьмите, к примеру, Испанию. До моей выставки там понятия не имели, что такое течение вообще существует. Теперь же несколько тысяч человек так или иначе приобщились к их творчеству.

Актуальны ли сейчас произведения нонконформистов, или они отошли в область истории?

Как только произведение создано, оно становится частью исторического процесса. Этим художникам было и есть о чем поведать миру. Но это не значит, что их должны любить все. Не думаю, что, творя, они размышляли: а понравится ли широкой публике? Если такая мысль закрадывается мастеру в голову, он тотчас теряет силу. Точно так же он не должен думать и о продаже.

Владимир Вейсберг. Портрет, 1974
Холст, масло, 55 x 46
Лидия Мастеркова. Посвящение Эль Греко, 2001
Холст, масло, 108 x 83
Эдуард Штейнберг. Композиция

Каковы перспективы, в том числе и рыночные, у «второго русского авангарда»?

Сегодня я — реалист. В моей коллекции есть пробелы, и я хочу их восполнить, но сейчас едва ли получится быстро реализовать какую-то часть менее важных для меня работ, чтобы приобрести «недостающие» имена. Хотя в будущее я смотрю с оптимизмом. На моих глазах происходят перемены. В парижских аукционных залах, в том же Отеле Друо, я теперь регулярно встречаю четырех или пятерых русских дилеров или галеристов, а может быть, и коллекционеров. Этого количества вполне достаточно, чтобы изменить порядок вещей. Но произведения нонконформистов выставляются на продажу крайне редко. Сами художники боятся рисковать. А коллекции, в которых находятся их работы, пока не распродаются, так как еще активно пополняются. Да, появляется Шемякин, стабилизируется Рабин. Но серьезных продаж, чтобы выставлялось сразу сто картин, нет. Пока не выстроен единый ценовый диапазон. Просто еще очень мало времени прошло. Нонконформисты — люди нашего поколения или чуть старше. Я думаю, через несколько лет ситуация поменяется, и эти изменения придут из России. Там будет активизироваться спрос даже на тех художников, которые живут за границей. Российский рынок сейчас формируется посредством выставок в галереях, монографий и каталогов. Художники-нонконформисты заняли свое законное место в солидных музеях; о них пишут и говорят. Все эти процессы очень важны. Хороший критерий известности — Интернет. Если еще два года назад я за несколько часов успевал просмотреть, что пишут о «моих» авторах, то теперь мне не хватит и дня. Все это в совокупности дало некий толчок к росту интереса и возможности реализации работ. И если сейчас у российских коллекционеров еще есть время для колебаний и размышлений, то вскоре они лишатся такой возможности: кто не успеет, тот опоздает.