Английская школа

В британском искусстве есть свои актуальные и традиционные художники. Разница между двумя лагерями состоит в том,
что «академисты» пытаются следовать неким традиционным ценностям, а «молодые британцы» куражатся над всем. Но при этом они мирно сосуществуют и в равной степени официальны: Дэвид Хокни продается также дорого, как Дэмиен Херст. Установившееся равновесие, впрочем, не снимает вопрос, какую стратегию и какое искусство выберет в качестве примера для подражания новое поколение британских (а поскольку в Лондоне обучаются студенты со всего мира — и интернациональных) художников? Свои прогнозы мы решили сделать после посещения выпускных выставок в известных лондонских арт-институтах.

№ 4 (528) / 2003

Идеология радикализма

«Бритарт» не терпит прежде всего спокойного искусства. Создается впечатление, что рекламный магнат Чарльз Саатчи, крестный отец «молодых британцев», отобрал для своей «команды» самых радикальных выпускников английских и шотландских художественных школ. Причем критерием отбора служило не столько мастерство, сколько способность эпатировать публику, создавая произведения на грани фола, играющие с разного рода запретными темами.

Если говорить о тенденциях, то необходимо отметить, что относительно спокойная, качественная живопись Марка Уоллинджера, Мерлин Джеймс, Майкла Рэдекера и более агрессивные работы Ричарда Рейнольдс не пользуются таким успехом на аукционах, как болезненные картины Дэмиена Херста, уродцы Дженни Сэвил и Мартина Малони.

«Таблеточные» полотна Херста и туши с трупными пятнами Сэвил уходят за сотни тысяч долларов. На порядок дешевле оцениваются совсем не вызывающие «абстракции» Гэри Хьюма и Фионы Рэй. В сфере фотографии лидирует Пол Смит с неприятными молодыми людьми в общественных туалетах и Карина Вейдл с куриными окорочками, принимающими разные позы, в области видео — Лайен Лэнг с анимационным фильмом о мастурбации.

Эбигейл Лэйн с успехом тиражирует отпечаток попки, Сара Лукас — эротические коллажи. «Замороженная голова» Марка Куинна, расчлененная свинья и акула в формалине Херста, резиновые «скульптуры» братьев Чэпменов — вещи просто неприятные, и вызывает сомнение сам факт их принадлежности к искусству. Но здесь важно помнить, что именно такова задача Саатчи: адаптировать в традиционную систему артефакты, ей изначально противоречащие. Поскольку ему это вполне удалось, не удивительно, что Крис Офили представляет Великобританию на Венецианской биеннале картинами со слоновьим навозом, а премию Тернера получает Трэйси Эмин, известная инсталляцией с грязным бельем.

Иными словами, феноменальных успех «бритарта» у коллекционеров и критиков — лучшая реклама этой идеологии для начинающих художников. Однако возможность выбора отнюдь не исчерпывается радикальными стратегиями.

Бесконфликтное искусство

Квинтэссенция британского салона — ежегодная выставка-продажа в залах Королевской Академии искусств. Характер экспозиции во многом определяется методом отбора вещей: академики из экспертного совета сидят, мимо них проносят картины. Стоимость участия — 18 фунтов (около 900 рублей) за одну работу. Желающих много, времени у академиков мало, поэтому скорость движения работ в просмотровой комнате велика, разглядеть произведения как следует едва ли возможно, то есть выбирают по большей части знакомое и понятное. Участники — чисто визуально — год от года одни и те же, ничего принципиально нового, выделяющегося из основной массы, нет. В итоге — полторы тысячи произведений в пятнадцати залах. Крупные вещи висят свободно, в музейном варианте, мелочь — от пола до потолка, иногда практически без зазоров.

В залах Академии практически нет экспериментальных вещей, все это напоминает экспозицию Арт-Манежа, с той только разницей, что в Лондоне традиционно показывают (но не продают) больше нефигуративного искусства. Салон, в принципе, одинаков во всем мире: кошечки, зайчики, ню. Графика небольшого формата. Традиционно много реализма, качественно-академического, несколько однообразного, но от этого не менее интерьерного и хорошо покупаемого. Модернистская традиция представлена огромными мрачными холстами, эдакой смесью экспрессионизма и абстракции: их почти не покупают, но почти всегда отмечают премиями. Постмодернизм проскальзывает крайне редко. В этом году к данной категории можно было отнести всего одну вещь — исполинскую (явно для музея) инсталляцию из обгорелых деревяшек. Кстати, именно это произведение получило один из главных призов. Логику награждения понять невозможно: премии получают вещи, для академического шоу явно не предназначенные и из традиции совершенно выпадающие.

В общем, академическое искусство в Британии неагрессивное, иногда пошловатое. Иногда непонятное. Иногда не совсем искусство, а, скорее, ремесло, что особенно бросается в глаза, когда на соседней стене, вдруг, замечаешь академика Дэвида Хокни (стоит страшно дорого и уже куплен) или почетного академика Георга Базелица (не продается).

Если «бритарт» еще несколько лет назад был рискованным вложением средств, то в Академии действует главный принцип британского (да и мирового) арт-рынка: покупка произведения искусства — инвестиция, обеспечивающая не только сохранение, но и приумножение (на 3−5% в год) вложенных средств. Такая стабильность, в принципе, не может не быть привлекательной для начинающего художника.

Новое поколение

В Лондоне около десятка известных на весь мир учебных заведений, где готовят современных художников. Сотни студентов из Европы, Америки и особенно из Азии ежегодно приступают к учебе и почти сразу начинают реализовывать проекты, которые каждое лето выставляются для публичного просмотра в аудиториях, мастерских и даже коридорах Сент-Мартинса, Слэйда, Лондонского колледжа печати и других не менее модных институтов. Именно эти annual exhibitions во многом способствуют формированию весьма специфической среды молодого актуального искусства, где происходит взаимное обогащение идеями, намечаются будущие конкуренты и соратники. В конце концов, эти выставки позволяют судить о предпочтениях и вкусах нового поколения и размышлять о его перспективах.

Общее впечатление от творчества начинающих художников укладывается в понятие «массовый продукт»: студенты и выпускники делают вещи, которые напоминают произведения, составляющие фон на крупных международных ярмарках. Они в меру занятные, практически не эпатирующие (даже в меньшей степени, чем это принято теперь на биеннале во всем мире). Очень часто это имитация — что простительно в случае с учащимся, — но имитация с намеком на возможность дальнейшего развития идеи. Искусство получается немного детское, простое и наивное, как того требует время. Молодые художники бегут от всякого насилия, которое воспринимается как сугубо социальный элемент в творчестве. Им ближе и интереснее всевозможные концепции, но не содержательные, а визуальные, кунштюки, позитивные и легко воспринимающиеся; они стараются делать искусство без трудно решаемых загадок.

Пол Маклуглин. Вместе, 2003
Объект. 225 x 190 x 180
Джозеф Спирс. Без названия, 2003
Инсталляция
Майкл Эйерман. Две женщины в сером, 2003
Фрагмент диптиха. Холст, масло.
Снежана Гурик. Предназначение, 2003
Холст, акрил
Кристофер Бонд. Фабрика следов, 2003
Холст, акрил, шелкография. 400 x 240
Лиза Вэйд. Iconz, 2003
Инсталляция
Мэриен Скалли. Волшебный лес, 2003
Инсталляция
Эрика Оллкорн. Связанная скала, 2003
Шоко Эриба, 2003
Перформанс
Жаклин Найт. Африканская диорама, 2003
Джозеф Серезин. Без названия, 2003
Картон, акрил
Карен Бишко. Автопортрет, 2003
Холст, масло. 92 x 120

Естественно, что на этапе обучения и активного поиска собственного языка студенты адаптируют все стили и направления, причем примерно в той пропорции, насколько первоисточники востребованы рынком. Модерн и постмодерн стабильно растут в цене, поэтому произведения с такой основой наиболее распространены, увлечение концептуализмом тоже вполне объяснимо, а имитаторов трансавангарда, который не пользуется спросом, отыскать едва ли удастся.

Но главное в студенческом искусстве — полная противоположность «бритарту». Само по себе это очень странно, поскольку успех «молодых британцев» очевиден и неоспорим с точки зрения рынка. Возможно, причина такого положения дел — дальновидность учителей, которые понимают, что агрессивное искусство рано или поздно наскучит, а позитивные и декоративные вещи будут востребованы всегда, если не музеями, то хотя бы покупателями. Единая установка, судя по всему, — изобретать оригинальные мелочи, работать над интересными нюансами, следовать основным трендам и не выбиваться из главного русла, избегая эпатажа и неполиткорректности.

Живопись и графика составляют примерно треть студенческих работ на ежегодных шоу. Представлен весь спектр — от реализма и экспрессионизма до минимализма и концептуализма. Абстракции и фигуратива примерно поровну, но, в общем, работы не слишком интересные, они именно средние, часто напоминают искусство «академистов». Возникает ощущение, что студенты сдерживают себя, и «бритарт» на этом фоне выигрывает за счет жесткости.

Изготавливаемые во множестве сухие технологичные объекты и композиции подразумеваются, возможно, для публичных пространств. На Западе «крупная пластика» — специфическая отрасль арт-производства: такие украшения площадей и двориков заказывают муниципалитеты. Псевдоконцептуальных, «умных» объектов-загадок практически нет, как мало их и на выставках. Хотя такие вещи востребованы музеями, так как способны «держать» большие залы. Возможно, эта тема еще станет популярной.

Наиболее продвинутое видео неуклонно движется в сторону «фестивального» кино, остальное в большей степени однообразно: представители разных социальных категорий и сексуальных ориентаций позируют перед камерой и пытаются что-то объяснить то ли автору проекта, то ли зрителю. Но почти всегда — малоубедительно и скучно. Отсутствует зрелищность, работы не способны задержать внимание. Видео «с прицелом на кино» — завораживает, как, например, в японском «фильме» о том, как у всех предметов в квартире, вдруг, вырастают ноги, и они начинают хаотически перемещаться в пространстве… В «документальном жанре» все зависит от качества самого перформанса и характера монтажа. «Аттракционы» смотрятся на одном дыхании, независимо от привлекательности действа. Чистый отчет выглядит удачно только в том случае, если видео — неотъемлемая часть проекта. Например, десятиминутный фильм, повествующий о складывании бумажных самолетиков, интересен только потому, что огромный лабиринт из этих самых самолетиков разложен возле экрана.

На семи этажах Сент-Мартинса только три-четыре интересных инсталляции. Огромная «комната художника», заполненная всякой ярко раскрашенной всячиной, кучи одинаковых трусиков и бюстгальтеров (правда, неношеных, так что оммаж Трэйси Эмин не совсем получился), трогательные зайчики и лягушки из раскрашенной фанеры… Удивительно, но самые приятные вещи напоминают работы учеников Юрия Соболева: четко вписанные в пространство пронзительно ассоциативные инсталляции с использованием звука, теней и массы мелких предметов. Все эти работы, тщательные или небрежные, призваны не эпатировать, а заинтриговать, рассмешить или заставить задуматься.

В общем, молодые художники выбирают нечто среднее между «бритартом» и «академизмом». Пока их не привлекает жесткость и явное хулиганство, но в равной степени отталкивает работа на оформление обывательских интерьеров. Судя по всему, новое английское поколение ориентируется, прежде всего, на политкорректное, техничное и умное искусство, которое будет хорошо адаптироваться в больших проектах и фестивалях современного искусства.